«Только не у каждой из этих серых кошек папаша, етить его, царь», - сказал мастер Потус.

«А зачем мне её папаша?» - сказал я.

Помотал головой.

«Нет, мне её папаша не нужен».

***

Атаман Крюк согласился выделить часть своего ценного дневного времени для общения со мной. Об этом мне поведал тот самый усатый здоровяк, что ходил к хозяину дома докладывать о моём появлении. Я помнил, что Музил говорил о любви к ночному образу жизни. Поэтому подгадал поход к нему на вторую половину дня – уже после того, как выплатил прочие задолженности по налогам.

Бандитский атаман не заставил меня долго прогуливаться по двору. Но и не вышел мне навстречу: показал, что с пониманием относился к моему желанию пообщаться, но не считал меня важным гостем, перед которым стоило изгаляться в ритуалах гостеприимства. Я не обиделся: как говорится, если гора не идёт к тебе, то иди к ней сам. Рел Музил вполне годился на роль горы. В чём я и убедился, когда увидел его сидящим за столом.

Комната, куда меня привели (одного: собаки остались на улице), походила размерами на спальню Мамаши Норы. Вот только тут я не увидел зеркал и кровати. Да и вообще мало что увидел. Потому что горела лишь одна слабенькая лампа, установленная на большом, подстать владельцу, столе. Только её свет и силился разогнать тьму в просторной лишённой окон комнате. У него это плохо получалось.

Я разглядел очертания расставленных вдоль стен диванов и кресел, высоких шкафов; приметил едва заметный блеск стеклянных дверок и драгоценных камней на эфесах и рукоятях железок, разложенных на полках шкафов. Со слов мастера Потуса, в этой комнате Крюк собрал большую коллекцию холодного оружия. Вот только хозяин не пожелал хвастаться экспонатами своего музея – прятал их от меня в полумраке.

- Присаживайся, пекарь, - сказал Рел Музил.

Он указал рукой на деревянный табурет. Махнул рукой усатому.

- А ты свободен. Да.

Предложенный мне стул выглядел в комнате чужеродным предметом (излишне скромным, в сравнении со столом и креслом, в котором восседал бандитский атаман). Такой табурет нормально смотрелся бы в моей пекарне. И в моей гостиной – до того, как та сгорела. Но не в обставленном дорогой мебелью доме Рела Музила. Я не стал отказываться от предложения хозяина дома – присел.

- Слышал, что случилось с твоей пекарней, - сказал Крюк. – Да. Ты поэтому ко мне пришёл?

При плохом освещении лысая голова бандитского атамана вновь показалась мне разительно похожей на изображение колобка, которое в прошлом не раз встречал в детских книжках. Те же мясистые губы и румяные щёки. Скрытый складками кожи подбородок. Кулаки Рела Музила тоже походили на колобки – поменьше (но каждый – с мою голову); на руках бандитского атамана блестели массивные золотые перстни.

Я снял с пояса кошель, приподнял его – показал Крюку.

- Я пришёл, чтобы расплатиться с вами, господин Музил.

- Что это?

- Десятая часть прибыли моей пекарни за последние дни.

Атаман протянул руку. Я отметил, что та похожа на лопату, при помощи которой пекари отправляли заготовки для караваев в печь. Привстал, вложил в ладонь Крюка кошелёк. В окружении толстых растопыренных пальцев мешочек с деньгами выглядел крохотным. Рел Музил не развязал его, а лишь поднёс к лицу, встряхнул – прислушался к звону монет.

- Серебро? – сказал он.

Взвесил кошелёк в руке.

- Неплохо, - сообщил Крюк.

Бросил мешочек с монетами на стол.

- Твоя пекарня приносила хороший доход, кулинар. Да. И мне тоже. Хлеб ты выпекал вкусный. Сегодня за завтраком мне его уже не хватало. Ел выпечку другого мастера – с твоей не сравнится. Да.

Бандитский атаман откинулся на спинку кресла.