Я скомкал неприятное письмо, несколько раз прошелся по комнате, остановился у звонка, резко дернул его, велел тотчас же позаботиться насчет почтовых лошадей и меньше чем через час был уже на пути в Лондон.
Как меняется умонастроение человека, в зависимости от его местожительства! Страсти наши, как и верования, зависят от географии. Даже ничтожное расстояние, какая-нибудь одна миля, может произвести полнейший переворот в приливах и потоках, бушующих в нашем сердце. Человек мягкий, великодушный, доброжелательный и кроткий в деревне вступает на арену споров и битв и тотчас же становится гневливым и подлым, себялюбивым или беспощадным, словно добродетели годны только для сельского уединения, а пороки уместны в шумном городе. Может быть, все эти рассуждения недостаточно хорошо выражены, — n'importe, тем понятнее станут чувства, обуревавшие меня в то время, о котором идет речь, — ибо я был слишком возбужден и взволнован, чтобы выбирать наиболее удачные выражения. По прибытии к Миварту я поспешно переоделся и тотчас же направился к лорду Доутону. Ему уж придется или дать мне объяснение, или вознаградить меня как следует, или — расплатиться. Я постучался, — министра не оказалось дома.
— Передайте ему мою визитную карточку, — сказал я швейцару, — и скажите, что я приду завтра в три часа.
Я пошел к Бруку и встретился там с мистером В. Я знал его не очень близко. Но он был талантливый человек и, что для меня было еще важнее, откровенный. Я подошел к нему, и мы разговорились.
— Правда ли, — спросил я, — что вас можно поздравить с обеспеченным избранием в парламент от Доутонова местечка ***?
— Да, я так полагаю, — ответил В. — На прошлой неделе лорд Доутон обещал мне его, а мистер X., нынешний представитель от этого местечка, принял Чилтерн Хандредс. Вы знаете, что вся наша семья горячо поддерживает лорда Доутона в теперешнем правительственном кризисе, но мы настаивали на том, чтобы я стал членом парламента. Понимаете, мистер Пелэм, такие вещи неизбежны даже в наше добродетельное время парламентской неподкупности.
— Что ж, — сказал я, скрывая огорчение, — вы с Доутоном произвели отличный обмен. — А как вы полагаете, новое министерство прочно утвердилось?
— Пока еще нет. Все зависит от результатов обсуждения законопроекта ***, который должен быть внесен на будущей неделе. Доутон считает, что это будет решающая битва в этой сессии.
К нам подошел лорд Гэвелтон, и я удалился с совершенно равнодушной (на вид) миной. В конце Сент-Джеймс-стрит меня обогнал хорошо знакомый мне экипаж леди Розвил. На минуту она задержалась.
— Сегодня вечером мы наверно увидимся у герцога ***, не так ли?
— Если вы там будете, то наверное, — ответил я.
Я вернулся в свое одинокое жилье. И если меня терзали обманутые надежды и неудачливое честолюбие, то страдания эти не для постороннего зрителя. Поверхностные чувства можно выставлять напоказ, самые глубокие переживаются наедине с собою. И, как спартанский мальчик, я даже в предсмертных муках буду прятать под плащом впившиеся в грудь мою звериные клыки.
ГЛАВА LXXI
Nocet empta dolore voluptas.
Первым, кого я увидел у герцога ***, был мистер Миварт, заведовавший приемом гостей, а второй — матушка: ее, как обычно, окружали мужчины, «тени героев былых», остатки ее свиты дней минувших, когда ножка леди Фрэнсес обладала той же легкостью, что и головка, и когда эта юная красавица в искусстве танца могла соперничать даже с очаровательной герцогиней Б — д. Для щеголей своего времени она все еще сохраняла прежнее обаяние, и довольно забавно было слышать, как обращались к ней эти ci-devant jeunes hommes, по привычке продолжавшие договаривать комплименты, которые они, восхищаясь ею, начали произносить тридцать лет назад. |