— Здешние моря мало посещаются кораблями. Если бы дело происходило где-нибудь в Ламанше или даже в Бискайском море, то можно было бы еще надеяться встретить какой-нибудь корабль. Но здесь всю надежду мы должны возложить лишь на французский фрегат или на бригантину.

— Французы, без сомнения, слышали взрыв. Но, может-быть, они думают, что мы спаслись на шлюпках в виду близости земли. У них нет теперь побуждений оставаться вблизи здешних берегов.

— Разве нельзя надеяться на помощь со стороны ваших офицеров? Неужели они покинут своего командира?

— Ну, на них плохая надежда! Корабль за это время настолько ушел от берега, что еще до рассвета мы будем в открытом море.

— Положение скверное! — согласился Пенитель. — На каком же мы приблизительно расстоянии находимся от земли, и с какой стороны она лежит?

— Земля от нас к северу, а нас несет к юго-востоку. Теперь, надо полагать, мы на несколько миль в открытом море.

— Я этого и не предполагал. Но, может-быть, нам поможет прилив?

— Да, прилив может отнести нас обратно к земле. Но что вы скажете о небе?

— Оно не предвещает нам ничего хорошего, хотя и опасного в нем как-будто не видно. На рассвете подует с моря ветер.

— И прибавьте: разведет волнение. Сколько, спрашивается, времени может продержаться этот на скорую руку сколоченный плот, особенно в случае качки? А наши пассажиры, как они обойдутся без пищи?

— Вы рисуете мрачные картины, капитан! — сказал Пенитель, железное сердце которого в первый раз дрогнуло при последних словах Лудлова. — К сожалению, я сознаю, что вы правы, хотя я дорого дал бы за то, чтобы иметь возможность сказать противное. Впрочем, я думаю, эта ночь будет для нас спокойной.

— Для корабля и даже для шлюпки, но не для плота, особенно, такого, как наш. Видите, он расшатывается от малейшей волны.

— Вижу, капитан, что вы не шутите. Вполне согласен с вами, что наше положение едва ли может быть хуже, и что у нас остается одна надежда — на бригантину.

— Но как она будет искать плот, о существовании которого ничего не знает?

— Я глубоко верю в ее бдительность…

— Единственно, что мы можем еще сделать для спасения, это снять лишний груз с нашего плота да закрепить его покрепче.

Пенитель согласился с этим. Множество мелких снастей, мешавших свободному ходу плота, а также железные рейки, прикрепленные к реям, полетели в воду. Это значительно облегчило плот, который теперь мог лучше поддерживать своих пассажиров.

Тем временем Пенитель с помощью своих двух молчаливых и дисциплинированных матросов занимался скреплением и перестановкой разных обломков снастей с целью придания плоту возможной прочности.

Альдерман и Франсуа помогали ему по мере сил и способностей.

Когда же работа была закончена, подошедший Лудлов молча признал, что все возможное, чтобы отдалить минуту катастрофы, было сделано. Никто не говорил ни слова. Среди глубокой тишины слышалось только ровное дыхание матросов, которые, несмотря на весь ужас своего положения, крепко заснули, утомившись от трудов.

Когда наступил рассвет, каждый старался ориентироваться в своем положении, пытаясь узнать, на что можно надеяться и чего надо опасаться.

Океан был спокоен, хотя широкое волнение, так свойственное ему, заставляло предполагать, что земля была далеко. В этом скоро все убедились, когда дневной свет прогнал остатки ночи. Кругом, насколько только хватал глаз, простиралась темная водная гладь.

Вдруг крик радости вылетел из груди Сидрифта и заставил повернуть взоры всех на запад. Прошло еще немного времени, и все бывшие на плоту увидали вдали чуть заметные паруса, блестевшие при свете утра.

— Это французский фрегат! — заметил контрабандист.