Просто попросила подругу не ворчать, а лучше за меня порадоваться. Что она и сделала, пообещав уладить всё с Кришоном и выбить для меня пару дней отпуска.

Свернувшись в кресле клубочком, я просто любовалась своим уже почти мужем. Ловила взглядом каждое его движение, каждый жест. Рейн не переставал хмуриться, недовольный результатами переговоров. На высоком лбу пролегла едва заметная складочка, которую так и хотелось стереть поцелуем.

Только сейчас, находясь с ним рядом, осознала, как сильно скучала по его глубокому, бархатному голосу. Правда, в данный момент в нём отчётливо слышались раздражённые нотки.

Из разговора поняла, что отель, в котором предпочитал останавливаться его высочество, был переполнен, а любимый номер — занят. Расхаживая по салону транспортника, Рейн методично вдалбливал своему собеседнику, что нам нужен непременно люкс, на меньшее мы не согласны и отказов не принимаем. Пусть делают что угодно, но найдут для будущих молодожёнов самый шикарный номер. А иначе навсегда окажутся в немилости у коммодорской семьи.

Не знаю, до чего договорился этот шантажист и любитель потрепать нервы, лично мне сейчас и любой шалаш был бы в радость. Убаюканная звуками родного голоса, окончательно расслабилась и не заметила, как погрузилась в сон.

Напряжение, в котором жила последние циклы, ушло. В душе воцарился покой. И твёрдая уверенность, что вместе мы преодолеем любые испытания.

К разочарованию Рейна, на пляж, где должно было состояться наше бракосочетание, я отправилась не в купальнике, а в лёгком струящемся платье, которое дожидалось меня в отвоёванном коммодором люксе. Про украшения, каюсь, позабыла. А потому пришлось импровизировать. По дороге из гостиницы к флаеру, что должен был доставить нас на берег океана, украдкой сорвала один из цветков, коими были щедро усыпаны кустарники, хрупким малахитом окаймлявшие дорогу. Коснувшись кремовых лепестков, шелковистых наощупь, удачно сочетавшихся с цветом моего наряда, попробовала украсить этой экзотической красотой свою причёску.

— Давай помогу. — От Рейна не укрылся сей маленький акт «вандализма». Остановившись, он на удивление ловко справился с импровизированной заколкой, заботливо заправил мне за ушко непослушную прядь и поинтересовался мягким, чуть хрипловатым шёпотом, каким впору в любви признаваться. — Не передумала? — Тихий голос, пьянящая близость, тепло дыхания на моём виске сделали своё дело: я снова оказалась во власти его чар и не сразу сумела вникнуть в смысл вопроса.

А вникнув, уверенно помотала головой, так, что бедный цветок снова пришлось водружать на отведённое ему место.

— Даже не надейся! — Теперь ни за что не отступлю и подобной глупости больше не сделаю. И за прошлую ещё долго буду себя корить. Немного помедлив, продолжила: — А ты? Уверен, что хочешь этого? После всего… что между нами произошло.

— По-моему, солнышко, сомневаться — это больше по твоей части, — очередная подколка.

Уже третья за этот вечер. А ведь у нас ещё вся жизнь впереди.

Мамочки…

— Я в своих желаниях никогда не сомневался. Иначе бы не добивался тебя так непростительно долго.

А вот и сарказм.

— Игнорируя и спеша улизнуть на другую планету, лишь бы быть от меня подальше? — не осталась в долгу я. — Какой-то странный у тебя способ «добивания», не находишь?

Хотя, если вложить в это слово иной смысл, можно сказать, что способ очень даже действенный.

— Главное, что он работает, — и снова хитрющая улыбка на пол-лица. Сразу почувствовала себя доверчивым зверьком, угодившим в умело расставленные сети. Из которых ему, ошалевшему от счастья, совсем не хотелось выбираться.

— Кстати, надо бы сообщить Фейрусу.