Первые циклы в браке напоминали сказку. Я никогда не чувствовала себя такой счастливой. Даже работа, бесконечные просмотры, не могли омрачить мою жизнь. А где-то спустя год начались кошмары… — голос её был лишён всякой окраски, казалось, она просто рассказывает услышанную где-то историю. Не свою, чужую. А у меня от её откровений мурашки бежали по коже.

— Всё чаще я стала просыпаться в холодном поту, мучимая чужими воспоминания. Психотерапия не помогала, от успокоительных не было толку. То же самое рано или поздно случилось бы и с тобой, и, наверное, даже хорошо, что твоя карьера разрушена. Не придётся возвращаться к ненавистной работе.

Хотела сказать, что для меня она вовсе не ненавистная, и я совсем не против просматривать воспоминания, но Провидица уже рассказывала дальше:

— Из-за безумного жизненного ритма, постоянных стрессов у меня случились два выкидыша. Рейн мечтал о ребёнке. Первенце. А я… Муж был для меня всем. Иногда мне казалось, что для кого-то другого в моём сердце уже не найдётся места.

Второй год семейной жизни прошёл в тщетных попытках забеременеть, но никакая высококлассная терапия, увы, не помогала. Рейн был терпелив, не переставал надеяться на чудо. А я уже устала надеяться и мечтала только о покое. И чтобы чужие воспоминания наконец оставили меня. Навсегда. — Провидица глубоко вздохнула и замолчала, словно набиралась сил перед очередным шагом по пути признания. — Я постоянно чувствовала на себе чужое давление. Со стороны мужа. Со стороны его родителей. Фейруса. Казалось, они помешались на идее наследника.

Всё чаще мне хотелось сбежать от реальности. Забыться. Чем угодно. Я даже по глупости записалась в «Хронос». В то время этот проект никто не воспринимал серьёзно. Радаманцы даже предположить не могли, что им удастся создать устройство, способное возвращать людей в прошлое.

Когда я рассказала мужу о своём желании стать путешественником во времени, Рейн расхохотался. Посоветовал не молоть чепухи, больше думать о семье и нашем с ним будущем, а не мечтать о неосуществимом: прогулках в прошлое.

Но думать о семье не получалось. К тому времени я уже так устала, что мне вообще ни о чём не хотелось думать. Пытаясь забыться, хотя бы ненадолго сбежать из реального мира в мир грёз, в котором я так чудесно жила до появления на Арии радаманцев, я незаметно для себя самой пристрастилась сначала к антидепрессантам, а потом и к наркотикам.

Сложно сказать, когда именно моя жизнь дала трещину. Тот период сохранился в памяти смутно. Работа, дом, долгожданные минуты одиночества и покоя в иллюзорной реальности. Всё чаще между мной и Рейном начали вспыхивать ссоры. Мы могли поскандалить из-за любого пустяка, на который раньше бы даже не обратили внимания. А потом… Рейн улетел почти на год. Мне было одиноко без него, невыносимо сложно. Случайная встреча с его старым другом, влюблённым в меня ещё с академии, стала последней, роковой ошибкой, окончательно разрушившей наши с мужем отношения.

Провидица рассказывала, а мне не верилось, что она — это я. Что все поступки, совершаемые ею, могла совершить и я. Ведь могла же. Раз она — моё отражение.

От этого становилось ещё страшнее.

— …Мой роман с саэром Фларом в конце концов раскрылся. Та ночь, дождливая, страшная, была последней, когда я видела Рейна живым. Он словно обезумел. Думала, убьёт меня за измену. Не знаю, как сдержался. А уходя, потребовал, чтобы, когда вернётся, меня в его доме уже не было.

Слова проклятия — последнее, что я услышала от своего мужа.

А на следующее утро узнала, что он разбился. Вместе с какой-то девушкой. — Её святейшество горько усмехнулась, глядя куда-то сквозь меня. — Айдира Голдрен… До сих пор помню её имя.