Да, поначалу люди, попавшие в подземные катакомбы, были довольны спасением и воспринимали лишение имущества и свободы как достойную плату за жизнь, но человек очень забывчивое существо: память его основана на химических взаимосвязях, и нейронные цепи физически утолщаются только при многократном повторении пройденного. Очень скоро спасенные забывали о приобретенном благе и начинали роптать: то им есть не хватало, то бесконечная работа по откапыванию грунта надоедала, затушевывались воспоминания об огненном аде наверху и скучно становилось от однообразия будней. Человек все таки не термит или рабочая пчела, у которых весь мозг состоит из нескольких сот нейронов, и в среде, лишенной разнообразия информации, очень много ушей находили речи ораторов, считающих, что посланцы величайшего пророка Самму Аргедаса их обманули и попали они вместо подземного рая прямиком в ад. Поскольку человек по своей природе ленив, особенно когда работа тяжела и край ее не виден, – ропот усиливался. Но зачинатель литосферного Эдема во многих случаях действительно оказывался пророком: он знал, что совесть понятие расплывчатое и подписавшиеся под договором люди склонны его нарушить, когда дело складывается не только в их пользу. Новоиспеченный диктатор трезво рассчитывал, что все управление массами базируется на прянике и кнуте, а еще на пропаганде, которая, подобно линзе, увеличивает эти предметы. Особо сложно усиливать страх: здесь нужно запутать логику, которая у любого существа, уровнем выше примата, доказывает, что все тщетно и бой со смертью, сколько бы раундов его ни вести, имеет однообразный конец. Страх нужно не просто раздуть, но раздуть в нужном месте, так, чтобы он заслонил собой все остальные страхи и замкнул на себя Вселенную, – вот тогда цель достигнута. Чем можно заслонить страх смерти? Только жестокостью. А поскольку другого компонента власти – пряника – у руководства не было, вершить дела подземные должны были воистину безжалостные люди. Таковые быстро нашлись, вернее, были найдены Аргедасом. И понеслась круговерть, и закрутились шестерни этого новоиспеченного государственного механизма, а поскольку внешние ограничения не давали разрастись устройству бюрократии и, кроме того, ведал пророк подземный об историческом опыте – как ухлопывало это чрезмерно усложненное раковое образование империи изнутри, стал он следить за чиновничьим аппаратом, как хороший садовник за клумбой. И летели из под его ножниц головы, как стебельки; на их месте новые, разумеется, сразу же рождались, как у гидры мифической, но не давал Аргедас этому организму до состояния змей, Лаокоона когда то задушивших, разрастись, и не успевали головы чудища заслонить быстрое движение заточенного меча. И славно пошло развитие города государства, не с пользой для жителей, но с ущербом для общего энтропийного процесса, на планете творящегося, правда, цели его менялись, и никто их до конца не ведал, кроме правителя верховного, а он тайну хранить умел…»

Вольное толкование исторических документов. Собрание сочинений. Моменты, не вошедшие, но обязательно бы попавшие в него, если бы о них было известно.

* * *

А ведь он бы мог согласиться. В конце концов, разве Аргедас Первый Неповторимый не был его противником или врагом базы? Разве не должен был бы он по своему воинскому долгу помогать любым силам оппозиции, возникшим в стане подземного королевства? Нет бы им по хорошему объяснить ему возникшую ситуацию, погуторить по доброму, взвесить все «за» и «против», растолковать свою позицию – однако они пошли по другому пути: отвыкли они здесь от человеческого обращения, довоспитал их рабовладельческий строй, привыкли они тут приказывать да наказывать, а для дела это не всегда лучший метод, во всяком случае не в его варианте.