Он добрался до низа: новая дверь, обложенная черепами разных размеров. Сюда они шли, и здесь их не пропустили. Он видел недостертые временем следы их тщетных попыток откупорить и эту массивную дверь. Те, кто ее сотворил, знали свое дело туго. В фотонном потоке из фонаря он наблюдал на ней вмятины и царапины от пуль и гранат, однако многотонная подземная громада смело выдержала эти уколы, все ей было нипочем, даже время. Хадас тронул ее, немного постоял, ожидая чуда: он не выдержал и минуты, а требовались столетия – когда еще ржавчина съест эту многотонную стальную глыбу до толщины фанеры. Затем он посветил вверх. Черепа посмотрели на него без увлечения, те, кто носил их напяленными на мозг, давно находились вне времени и пространства, и Хадас был им вовсе неинтересен: все его отличие в солидной временной проекции заключалось в том, что его череп будет иметь дополнительный саркофаг хранилище в виде сложного шлема. А возможно, и красивый скелет из него не получится, ведь он абсолютно не знал, витают ли в окружающем воздухе бактерии, разлагающие мертвечину, как в славные времена произошедшего вокруг мора.

Значит, сюда они шли, и их впустила первая дверь; сюда они спустились и уперлись во вторую носами, а сзади продолжали напирать, и вверх было не подняться – легче давить оттуда; и кто то пытался остановить безумие, и кто то запасливый рвал динамит прямо около людей, стремясь откупорить эту таинственную и, возможно, действительно спасительную дверь, а сзади все равно перли, несмотря на взрывы и стрельбу, потому как оттуда наваливалось еще более страшное; а где то высоко высоко заливался победным потом пилот, разворачиваясь для возвращения на базу и уносясь отсюда со скоростью, обгоняющей рев собственного двигателя, и слипался вжатый сам в себя плутониевый детонатор… А сверху продолжали напирать.

Хадас Кьюм сделал поворот кругом. Наверное, тогда, сразу после, здесь было бы некуда ступить; потом, когда трупы сгнили, стало свободней. Он наклонился и взял в руки прах. Тихо и ровно, как в древних песочных часах, он потек между резиновыми пальцами сверху вниз, как и тогда: сверху продолжали напирать. Он зажмурился и на мгновение пошатнулся, ощутив видение наяву.

Поспешно и нервничая, он стал выбираться вверх. Только сила тяжести и присыпанные осколками костей ступеньки мешали ему, но он все равно сбил дыхание. Непрерывной неумолимой дробью сопровождали его альпинизм хлопки выстрелы лопающихся костей. Где то ближе к выходу он грохнулся на четвереньки и чуть не скатился, попав ногой в чью то затылочную крышку. Он замер и взял себя в руки: все окружающее случилось очень давно, так давно, что его не касается, но тем не менее было интересно: кто их не пустил туда и было ли там спасение? Глядя с его вознесенного во времени над их древними бедами наблюдательного пункта – спасения у них не было. Возможно, давным давно ту таинственную райскую дверь внизу подпирают с обратной стороны такие же скелеты.

Выбравшись на свет божий, он не испытал облегчения. Его измотанное тело хотело тут же упасть, но он не дал ему этого шанса: он уходил от этих старых кошмаров, от краснеющего датчика радиоактивности, от неведомого мертвого города, от прикосновения к познанной неизвестности к новой, неведомой судьбе. У него не было шансов, и только внутренняя потребность была ему компасом, а напирать на него было некому.

* * *

Все: у него больше не было надежды. В костюме кончался ресурс, он прикончил почти весь воздух, а фильтр уже и так был переполнен радиоактивной гадостью, ноги отказывались идти, похоже, он их натер, скафандр явно не предназначался для длительных пешеходных прогулок, ну а главное, он так и не вышел в более менее чистое от ионизационного атмосферного слоя место и не получил ответа на свои импульсные обращения к звездам.