— А что это за завод? Чего он ремонтирует? И как там относительно радиационной обстановки?

— Построен совсем недавно, толком ещё и не запустили. Предназначен для ремонта автотранспорта. С радиацией — норма, он в стороне от города стоит, туда ничего не залетало. Мы там сейчас основную массу населения держим — места хватает. Сырьё, запасы всякие… всего вроде бы достаточно. Толком никто этого не проверял — просто руки не дошли.

Придётся снова Калина напрягать — он по этой части мастер! Зато уж как он здесь развернётся… даже и представить не могу. Станция железнодорожная… тут в Рудном пороемся, у нас таких специалистов хватает.

— Вот что, Николай Петрович! Ракеты мы вывезем. Вот Морозову всё и отдадим — ему они как раз к месту будут. На завод я вам спеца пришлю. Да не одного — с командой! Мужик сложный, но с громадным опытом! На станцию тоже кого-нибудь подыщем. С охраной… попробуем и это решить, тут у вас отряд уиновцев без дела сидит — вот их и припашем. Всех не отдам, а вот человек пятьдесят…

— Это уже хорошо! Мои солдаты, так просто с ног уже падают! Да и с едой напряг громадный…

— Ну, здесь-то теперь попроще станет. Мы вам запас привезли, и ещё подбросим. Население лишнее вывезем — у нас разместим. Места хватит, и в деревнях народ расселим.

Сказать, что я смог выспаться в последующие дни хоть разок — означало бы сильно погрешить против истины. Теперь понимаю, отчего все офицеры-локаторщики выглядели настолько измотанными. Блин, да я и половины этих проблем решить бы не сумел! Как они тут выворачивались — ума не приложу! Три дня промелькнули как один. Вся наша бригада пахала, как проклятая, и всё равно — легче не становилось. Как нам всё-таки в Рудном повезло, что город оказался целым! Побывав в первый раз на ремзаводе, очень быстро вспомнил лагеря беженцев в Африке. Только вот там, в отличие от ремзавода, бардак царил… даже и описать невозможно, какой! А здесь… здесь… тихо, если так можно сказать. Только тишина эта была какой-то нехорошей, тяжелой и гнетущей. Пусть со дня катастрофы уже и прошло достаточно времени, чтобы люди как-то успокоились и пообвыкли, но всё равно… это смогли сделать не все. Многие так и не вписались до конца в изменившуюся реальность.

— По-разному было, — говорит мне пожилой военврач, жадно затягиваясь привезенными нами папиросами. Этого добра на складах хватало. — В самые первые дни здесь крыша очень у многих съехала. Раз — и навсегда. Так в себя и не пришли. Даже и на нас бросались. Не смогли принять наступившую реальность.

— И что с ними стало?

— Человек двадцать мы изолировали, они сейчас в отдельном помещении живут. Охраняем — они себя не контролируют. Кормим — иногда даже с ложечки. Но пока до этого дошли… Многие смогли вырваться. Кто-то ушел в тайгу, некоторые в город вернулись — никто не уцелел, как вы понимаете. Что с ушедшими — не знаю, их никто не искал, не до того было. Вообще, трагедия очень многих изменила, какие-то новые качества появились, а старые, наоборот — поблекли. Новые лидеры появились — народ вокруг них собирается. Надо их срочно отсюда вывозить! Людям тут делать особо нечего, в город их выпускать нельзя. А безделье — оно развращает, и очень сильно.

Громадный кирпич рухнул с души, когда однажды утром на станции рявкнул паровозный гудок!

Поезд!

Смогли-таки мост ребята починить!

В город поезд благоразумно не полез — остановился около станции, не подходя к разрушенным строениям.