— Сейчас, я не говорю женщина… молодая девушка… не может быть вором, а тем более хорошим. Я знал нескольких за эти годы… Женщины воровки, которых я знал, были или неприятно жесткими или откровенно бесшабашными (прим. gay — другое значение — гомосексуальный), или и то, и другое…

Не зная быть ей польщенной или возмутиться, Макс спросила:

— И вы хотите узнать не лесбиянка ли я?

За бородой блеснули зубы:

— Моя дорогая, в моем возрасте, боюсь, это кажется неуместным.

Макс снова заулыбалась. Он был привлекательным пожилым мужчиной.

— Не хотите ли вы посмотреть, что у меня есть для вас?

— О да, — сказал от с тенью иронии. — Я считаю, что у нас была достаточная беседа, чтобы соблюсти нормы приличия, не так ли?

Она ответила ослепительной улыбкой.

Повернувшись спиной к Шерману, она медленно растегнула молнию на сумке, незаметно засунула ожерелье в карман, затем вытащила картину. Когда она повернулась обратно к торговцу, его рот широко открылся.

Он долго разглядывал картину, а потом спросил:

— Это… это подлинник?

— Должен быть, — улыбнулась она. — Но я не буду против, если вы захотите проверить.

— Пожалуйста, — сказал он.

Она положила картину на широкий стол, из одного из ящиков Шервуд извлек устройство, которое, как он объяснил, было ультрафиолетовым излучателем. Потом, установил его на столе, где картина как пациент на хирургическом столе ожидала ловкого хирурга. Шервуд спросил:

— Детка, могу я попросить тебя посветить?

Макс посветила, как и просил пожилой мужчина, направив свет ультрафиолетового излучателя на картину. Он перевел взгляд с картины на Макс, и выражение его лица стало… встревоженным. Потом он снова опустил взгляд на картину, наблюдая за ультрафиолетовыми лучами. Внезапный раскат грома заставил ее вздрогнуть. Сильный дождь стучал в окно и разносился эхом по коридору.

— Моя дорогая, — наконец сказал он, — это на самом деле настоящий Грант Вуд.

Попробовав скрыть волнение, Макс спросила:

— Сколько?

— Как обычно… — пожал он плечами, — … шесть, вероятно. Но как ты понимаешь, я не держу таких денег здесь. Фактически, у меня здесь нет никаких денег… но я знаю нескольких покупателей, которые мне их дадут.

Она почувствовала, как ее охватило волнение.

— И так… что делать дальше?

Где-то в бороде Шервуда появилась полуухмылка.

— Я надеюсь ты веришь мне. И несколько дней потерпишь с вопросами.

— Ты мне нравишься, Вуди, — ответила она. — Но не настолько.

— Я вряд ли имею право осуждать тебя. Ну, тогда, у нас трудное положение. Если мы хотим продать эту прекрасную картину и получить за нее сполна, то должны быть готовы к тому, что покупатели захотят проверить ее. Увидеть эту проверку… Для того чтобы это произошло, мне надо, чтобы картина была здесь.

Макс это не нравилось.

— А какие у меня гарантии, что ты меня не кинешь?

— Кроме моего возраста и цен на Виагру? — пожал он плечами. — Все, что у меня есть это мое слово. Мистер Вогельсанг не ручался за меня?

— О, да… Но кто поручится за этого слизняка?

— Правда, правда… Но уверяю тебя, дорогая, я честен.

— Вуди, ты имеешь дело с краденной собственностью.

— Это правда, но я делаю это честно.

Она рассмеялась, по большей части над собой.

— Ладно, Вуди, позвони мне, и я привезу картину, и каждый, кто захочет увидеть, как ее проверяют, увидит, как ее проверяют.