— Куда мы имем? — спросил Фреска.
— А куда ты хочешь пойти?
— Как насчет вафельной на Ла-Бреа?
— Конечно. Вафли это хорошо. Не имею ничего против вафель.
Фреска захихикал, как будто Макс была душой остроумия, она улыбнулась себе, и они пошли дальше.
Бельгийский Вафельный Дом был на углу Ла-Бреа и Хавторна, достаточно далеко от Манна. В здании когда-то были все окна, но Землетрясение разбило их, и фанера, временно заменившая их, осталась навсегда. Фанера, разрисованная граффити, теперь стала визитной карточкой заведения. Клиентам даже предоставляли маркеры, чтобы в то время, пока они ждут свои заказы, они могли внести свою лепту в оформление. Кабинки были все еще покрыты винилом, но были изрядно изношены. Вялое утреннее движение говорило о том, что только девять или десять патронов находилось в том месте, где Фреска и Макс прогуливались.
Они заняли два места за стойкой, так что Фреска мог смотреть телевизор, вмонтированный в стену рядом с окошком для передачи пищи из темной кухни.
Спутниковая новостная сеть, с историями из заголовков в получасовых циклах, была на этот час единственной альтернативой на телерынке, по сравнению с предимпульсным разнообразием более чем двухста каналов сейчас осталось полдюжины, причем все они были под контролем федерального правительства. SNN и два местных канала — вот и все, что осталось на востоке, на ближнем востоке сохранился SNN и пара разрозненных передач, таким образом Западное побережье по-прежнему оставалось центром телевизионного мира… только мира значительно уменьшившегося.
— Я собираюсь заказать вафли, — сказала Макс.
Фреска усмехнулся:
— Ты платишь?
Макс одарила его широкой улыбкой:
— Что же ты такого сделал, чтобы я угощала тебя завтраком?
— Ну… Я просто думал… ты провернула большое дельце, и хочешь, ну я не знаю, отпраздновать. Разделить свое богатство.
— С чего ты взал, что я буду это делать?
Фреска, казалось, был уязвлен ее подшучиваньем.
— Я не знаю… Я просто… вроде надеялся… ну знаешь…
Она взяла его за руку:
— Расслабься, приятель. Ты же знаешь, что я не позволю тебе голодать.
Он просиял, и будто, чтобы положить конец обсуждению, в животе у Фреска заурчало.
Официантка подошла к ним с неторопливостью жертвы инсульта, передвигающиеся на ходунках. Ей было за далеко сорок, может и пятьдесят, она была тощей как солома с напряженным узким лицом. Она не была рада видеть их.
— Спасите меня — только не говорите, что вам нужно меню.
Фреска тряхнул головой:
— Нет, мне не нужно. Я буду две вафли и большое шоколадное молоко. О, еще бекон, пожалуйста.
— У нас уже неделю, как нет бекона.
— А сосиски есть?
— Есть.
— Окей! Двойную порцию.
Макс глянула на него изподлобья.
— Насколько большой приз, ты полагаешь, я сорвала?
Его лицо осунулось:
— Ой, Макс, прости, я, ух…
— Шучу. Я шучу.
— Вы можете поболтать в другое время, — сказала официантка, и она не шутила. — Вам нужно меню?
— Вафли, сосиску, кофе с молоком — заказала Макс.
Официнтка вздохнула, будто это было для нее бременем, которое она едва ли могла вынести, повернулась и ушла. А Макс и Фреска принялись смотреть новости. Макс ими не интересовалась, Муди дал ей понять, что новости контролируются, и доверять им не стоит, а Фреска с наслаждался сюжетами о пожарах, стрельбе и прочих разрушениях.
Пока Фреска повернулся к экрану в ожидании новой катастрофы, Макс воспроизводила в памяти свою встречу с Муди. |