Он неожиданно для себя стал засматриваться на местных молодух.
«Эта черненькая ничего, шустрая, – ни с того, ни с сего думал Константин, покупая в деревенском магазине корм для собак и котов и поглядывая искоса на продавщицу Жанну. – Интересно, согласилась бы она со мной в кино сходить? М да, папаша ее мне, пожалуй, сходил бы…по морде», – одергивал он себя».
Заглянув в правление охотхозяйства, Костя вновь косил глазом, словно орловский рысак Мальчик. Теперь уже в сторону новой секретарши:
«А вот, скажем, эта красотка Любаша… Согласилась бы она со мной в Москву съездить? К примеру, в ресторан к Эдварду, а? Уж мой друг бы расстарался, чтобы угодить такой красотке. Впрочем, чушь все это. Любаша прекрасно знает, что у нас в деревне ничего от общественности не скроешь, эту «сенсацию» потом лет десять кумушки перетирать будут».
Тайные мечты Костика так и оставались мечтами, а жизнь между тем шла своим чередом. Почти каждые выходные в охотхозяйство приезжали охотники, приходилось организовывать гостям и охоту, и отдых, и ночлег – словом, не до химер было. Корова отелилась – опять же дел прибавилось. Борзые возмужали, у них появились свои щенки, а у Кости новые хлопоты. К весне проблемы посыпались, как цыплята из лукошка: то фазаны принялись дохнуть один за другим, то жеребенка никак не удавалось пристроить в хорошие руки, то лиса тяпнула за палец на охоте, пришлось мотаться в райцентр, делать прививки от бешенства. Лера, как всегда, весело и споро разбиралась с бесконечными домашними делами. Двое младших ребятишек школьников и мелкая живность тоже были целиком на ней.
Наконец морозы ослабели, небо стало празднично синим, тьма по утрам уже не казалась такой непроглядной и ледяной, как прежде, все чаще стала барабанить днем по подоконникам веселая капель. В воздухе разлилась истома и забрезжило ежегодное ожидание чуда. Природа пробуждалась от бесконечного северного сна.
В один из таких дней Косте позвонил Эдвард:
– Костян, ты что, забыл? Пора твоих квартирантов по месту прописки возвращать. Лед на пруду уже растаял, и без твоих лебедей вид из окон ресторана какой то жалкий, пруд на лужу смахивает…
Пернатая пара сидела, нахохлившись, в глубине полутемного вольера. Словно почуяв близкую свободу, птицы неожиданно легко дались в руки и переместились в знакомый по прежнему путешествию ящик.
«Гляди ка, готовы куда угодно поехать, лишь бы вдвоем», – с внезапной нежностью и уважением подумал Костя, пристраивая ящик на заднем сиденье «Нивы».
Внезапно вышла из дома Лера. Накинув по деревенской привычке на легкий халатик пуховую шаль и сунув босые ноги в валенки, она поежилась на теплом ветру. Лера улыбнулась и взглянула на мужа долгим, каким то особенным взглядом. Не деловитым и нетерпеливым, как прежде, а каким то новым, загадочным и томным. Небо отражалось в ее серых глазах, и теперь они казались ярко синими. Костя оглянулся. За столько лет супруги научились понимать друг друга без слов, по еле заметным движениям и взглядам.
– Что то случилось? – спросил он Леру.
– Случилось, – сказала она, и по неожиданно низким нотам ее голоса, по тому, как неспешно жена запахнула шаль и откинула прядь волос, брошенную ветром на глаза, Костя вдруг понял: и вправду случилось. Только не плохое, а, наоборот, светлое и радостное.
– У нас будет ребенок – сказала Лера мужу.
Эти слова она говорила ему уже четырежды, и каждый раз они звучали по новому. Ребеночек каждый раз тоже рождался непохожим на предыдущих, со своим особенным обликом и характером. У Кости ни разу и в мыслях не было уговорить жену избавиться от плода. Его философия была простой и ясной, такой же, как нелегкая работа, которую он привычно выполнял каждый день. Костя считал: все, что зародилось, имеет право на жизнь. |