Он смотрел, как она прислонилась головой к оконному стеклу. Его палата – он находился в ней один – была маленькой, но вид на окружающий пригород был хорош.

Лучше, чем тот грязный мусорный контейнер, что он видел из окон спальни своей квартиры в округе Колумбия.

– Мой брат звонил. Виктор. Ни с того ни с сего. – Джина посмотрела на Макса через плечо. – Он прилетает вечером. Он никогда не был в Вашингтоне – пропустил поездку в седьмом классе. Острый фарингит.

– Обязательно отведи его к Мемориалу Второй мировой войны, – сказал Макс, радуясь, что она сменила тему. Он почти ожидал, что она выберет другой путь.

Противостояние. Спросит: «В тот момент ты думал о том, чтобы поцеловать меня? Потому что у меня возникло чувство, что тебе этого хотелось».

И что тогда ему полагается сказать? «Дорогая, в день нет такого мгновения, в которое я не думал бы о том, чтобы поцеловать тебя...» Да, это помогло бы.

– Он в списке, – сказала Джина, наконец повернувшись к нему лицом и усевшись на подоконник. Ее юбка развевалась от ветерка, дующего из кондиционера. Она придерживала ее. – Мы потратим на осмотр достопримечательностей целый день. Вьетнамская стена.

Музей Холокоста, Мемориал корейской войны, памятник Линкольну... – Она загибала пальцы. – Но я совершенно уверена, что настоящая причина его приезда – проверить меня. Думаю, вся семья немного возбуждена. Понимаешь, потому что я остаюсь с Джулзом.

Представьте себе, как бы они напряглись, если бы Макс выбрал амбулаторную терапию, если бы вернулся на квартиру вместо того, чтобы жить здесь. Если бы он сделал так, то Джина пришла бы, чтобы удостовериться, что у него есть все необходимое, и через десять минут наедине они оказались бы в кровати. Через десять минут после этого она распаковала бы свой чемодан и развесила одежду в шкафу.

Потому что правда была в том, что у Макса хватало сил сохранять от нее дистанцию лишь на короткое время. Если она будет упорствовать и превратит свое «героические мужчины меня так заводят» в нечто большее, чем шутка, он будет готов. У него нулевая сопротивляемость ей. И он молился, чтобы она никогда об этом не догадалась. Если она догадается...

Так или иначе, все хорошо. Это место не столь публично, как больница, но все же здесь люди стучали в его дверь в разное время дня. Она не запрыгнет на него здесь. Просто не сможет. Что было второй причиной, по которой он выбрал стационарную физиореабилитацию.

И, таким образом, вместо того, чтобы переехать с Максом, Джина вынуждена была остаться с Джулзом Кэссиди. Квартира младшего агента находилась относительно недалеко от этого здания. Кроме того, Макс ни за что и никогда не позволил бы Джине оставаться в его квартире одной. Его район не был безопасным. Не для молодой женщины, живущей одной. За последние десять месяцев его дважды обворовывали. Не то чтобы он владел чем- то, стоящим кражи.

– Не думаю, что они действительно верят, что Джулз – гей, – продолжила Джина, возвращаясь к нему. – Или, может, они боятся, что я настолько неотразима, что верну его на путь истинный.

Она закатила глаза и рассмеялась.

– Вик совершенно точно не мистер Политкорректность – я даже не думаю, что он знаком с хотя бы с одним геем. Мы с Джулзом поспорили: я дала Вику двенадцать часов, прежде чем он принесет извинения и убежит домой. Джулз думает, что он продержится дольше. – Она остановилась у изножья его кровати. – Медсестра сказала, что у тебя только что был массаж, но ты не выглядишь расслабленным.

Приятель, она была прекрасна. У Ван Моррисона  есть песня «Кареглазая девушка». Она звучала у Макса в голове каждый раз, когда Джина улыбалась ему так, как сейчас.