– Лорд Айв-вуд убеж-ден-ный ве-ге-та-ри-а-нец,– сообщил Гиббс, покачивая головой.-Лорд Айвивуд сказал, что я тактичный. «Поговорите, как ни в чем не бывало». Так я и делаю. Говорю.

Из рощицы вышел Хэмфри Пэмп, ведя под уздцы осла, только что наевшегося рекомендованной пищи. Собака вскочила и побежала к ним. Пэмп, самый учтивый человек на свете, ничего не сказал, но с одного взгляда понял то, что в определенной мере связано с вегетарианством; то, чего не понял Дэлрой, предложивший несчастному выпить.

– Лорд Айв-вуд сказал, – невнятно продолжал посланец, – «Как будто вы гуляете…» Так и есть. Гуляю. Вот он, такт. До другого конца далеко, море и скалы. Вряд ли они умеют плавать. – Он снова схватил книжку и без особого успеха посмотрел на карандаш. – Прек-расная те-ма! «Умеют полицейские плавать?» Заголовок.

– Полицейские? – в полной тишине повторил Дэл-рой. Собака подняла взор; кабатчик не поднял.

– Одно дело Айв-вуд, – рассуждал посланец. – Другое дело – полиция. Или одно, или другое, или другое, или одно. Казалось совершенно случайным. Да.

– Я запрягу осла, – сказал Пэмп.

– Пройдет он в дверь? – спросил Дэлрой, показывая на сооруженный им домик. – А то я это сломаю.

– Прекрасно пройдет, – отвечал Пэмп. – Я думал об этом, когда строил. Знаешь, лучше я сперва его выведу, а потом нагружу тележку. А ты вырви дерево и перегороди вход. Это их задержит на несколько минут, хотя предупредили нас вовремя.

Он запряг осла и заботливо отвел его к морю. Как все, кто умен в старом, добром смысле, он знал, что срочное дело надо делать не спеша, иначе выйдет плохо. Потом он понес в туннель вещи, а любопытный Квудл побежал за ним.

– Простите, я возьму дерево, – вежливо сказал Дэлрой, словно попросил спичку; вырвал его из земли, как вырвал некогда оливы, и положил на плечо, как палицу Геракла.

* * *Наверху, в Айвивудовом доме, лорд Айвивуд уже дважды звонил в Пэбблсвик. Его редко что-нибудь задерживало; и, не выражая нетерпения в лишних словах, он все же непрестанно ходил по комнате. Он не вызывал бы полицию до возвращения посланца, однако считал уместным посоветоваться с властями. Увидев в углу праздного Ливсона, он резко свернул к нему и резко сказал:

– Идите посмотрите, что с Гиббсом. Если у вас здесь дела, я разрешаю их бросить. Иначе…

Тут зазвонил телефон, и взволнованный аристократ побежал на звонок с несвойственной ему скоростью. Ливсону осталось идти в сад или прощаться со службой. Он быстро направился к лестнице, но остановился у стола, где останавливался Гиббс, и выпил два бокала шампанского. Не думайте, что он пил, как Гиббс, стремясь к удовольствию и неге. Он пил не для радости; собственно говоря, он едва заметил, что пьет. Его побуждения были и проще, и чище. Обычно их называют необоримым страхом.

Он еще боялся, но уже немного смирился, когда осторожно долез донизу и выглянул в сад, пытаясь разглядеть в зарослях своего тактичного друга. Однако он не увидел и не услышал ничего, кроме отдаленного пения, которое явно приближалось. Первые понятные слова были такими:

Молоко – одна тоска, Нам не надо молока, Молоко, как пресно ты для пьяниц!Молока мы здесь не пьем, Пью я шерри, пью я ром, Потому что я вегетарьянец.Ливсону был незнаком жуткий и зычный голос, пропевший этот куплет. Но ему стало не по себе от мысли о том, что он знает неуверенный и несколько изысканный голос, который присоединился к первому и спел:

Пью я рерри, пью я шом, Потому что я ветегерьянец! [*]Ужас просветил его ум; он понял, что случилось. Однако ему стало легче – он мог теперь вернуться, чтобы предупредить хозяина.