— Что делать? — переспросил я. — Красные похитили нашу девочку. Черта с два они дождутся за это какой-либо платы.

В ответ глаза у Сьюзен вспыхнули жарким, жутким голодом.

— Мы найдем Мэгги, — продолжал я. — Мы отобьем ее у них. И мы убьем всякого, кто встанет у нас на пути.

Сьюзен поежилась, и из глаз ее хлынули слезы. Она низко наклонила голову и всхлипнула. Потом протянула руку и коснулась пальцами моей левой руки, все еще покрытой жуткими шрамами. Опустила взгляд на ожоги, зажмурилась и начала отводить руку.

Я поймал ее пальцы и крепко сжал. Она отозвалась таким же пожатием. Долгую секунду мы молча держались за руки.

— Спасибо, — прошептала она. Ладонь ее дрожала в моих пальцах. — Спасибо, Гарри.

Я кивнул. Я собирался сказать что-то такое, что уняло бы дрожь в ее пальцах, но сохранить при этом спокойствие, но, черт, тепло ее руки оказалось сильнее. Не обращать на него внимания я не мог. Я был в ярости на Сьюзен — в такой ярости, испытывать которую можно только тогда, когда боль тебе причиняет тот, кто тебе очень дорог. Однако и вывод из этого следовал неизбежный: она мне все еще дорога, иначе бы я не злился.

— Мы найдем ее, — повторил я. — И я сделаю все, что в моих силах, чтобы ее вернуть.

Сьюзен подняла на меня глаза, полные слез, и кивнула. Потом подняла руку и осторожно провела пальцами по шраму у меня на щеке. Более свежему шраму, совсем яркому, еще зудевшему. Наверное, он делал меня похожим на персонажей-немцев из голливудских фильмов Золотой Эры кинематографа. У тех на щеках полагалось красоваться шрамам, полученным на дуэлях. Кончики ее пальцев были нежными, теплыми.

— Я не знала, что мне еще делать, — призналась она. — С ними никто не хотел связываться. Вообще никто.

Взгляды наши встретились, и вдруг былая страсть вспыхнула с новой силой, разгоревшись от сомкнутых рук и ее пальцев на моем лице. Зрачки ее чуть расширились, а мое сердце заколотилось как бешеное. Я был в ярости на Сьюзен. Но, похоже, тело мое расценивало эту ярость как возбуждение и не давало себе труда проверить, так ли это. Долгое мгновение я смотрел ей в глаза, потом прокашлялся — горло пересохло.

— Кажется, именно так мы заварили всю эту кашу?

Она издала неопределенный звук, который должен был изображать смех, и отняла руки.

— Я… Мне очень жаль. Я не хотела. — Голос ее дрогнул. — Со мной такого столько лет не случалось…

Я понимал, что она хочет сказать. Я несколько раз размеренно вздохнул, отделяя сознание от тела.

— Сьюзен, — произнес я наконец. — Что бы ни случилось с тех пор… мы это пережили. — Я посмотрел на нее. — Ты сама это понимаешь. Понимала, когда предпочла ничего мне не говорить.

Теперь она вдруг показалась мне совсем хрупкой. Она медленно кивнула, словно стоит ей сделать одно резкое движение — и сломается. Потом сложила руки на коленях.

— Я… понимала. Да, понимала.

Молчание затягивалось.

— Ладно, — произнес я наконец. — А теперь… — Я сделал еще один глубокий вдох и постарался убедить себя в том, что это поможет. — Насколько я понимаю, ты прилетела в Чикаго не только для того, чтобы со мной поболтать. Для этого ты могла обойтись и без Мартина.

Она удивленно повела бровью и кивнула.

— Верно.

— Тогда что?

Она, похоже, окончательно взяла себя в руки, и голос ее сразу стал деловым.

— У вас в городе есть база Красных. Неплохое место для начала.

— Отлично, — сказал я, вставая.