Мое «БЧ» было связано с артиллерией. А о себе он уточнил: с флотом и «БЧ» пришлось расстаться из-за войны.

– Мое «БЧ» – служба связи – привело меня на берег… В годы войны мне пришлось готовиться в особой школе, для нужд работы в тылу немцев…

Что-то подсказывало мне, что этот человек из нашей «конторы» – из госбезопасности. Одно слово, его ответ в пару слов – и все станет ясным. Я решился:

– РАШ? Гридневка?

Мой собеседник не сдержал удивления, а я понял, что расчет был верным: Гриднев – генерал в той самой РАШ – Разведывательной школе НКВД, причем в годы войны. Ему было чему удивляться – в глухом углу встретить человека, возможно, коллегу, знакомого со школой из его боевой юности?!

Здесь, «на краю земли», оба мы излучали духовную близость. И последовавший затем поток знакомых имен лишь убеждал каждого из нас в том, что мы – одной крови, мы – чекисты. Да, он был из разведки.

Я мог раскрыться перед Старым Разведчиком хотя бы потому, что уже был упомянут в обширной статье в связи с одной операцией против западных спецслужб. И еще потому, что официально стал членом правления Ассоциации ветеранов внешней разведки с ее четырехтысячным коллективом. И, как бы называя пароль для дальнейшего общения, глядя в глаза собеседнику, я представился:

– Капитан первого ранга в запасе, ветеран флота, военной контрразведки и разведки, внешторга…

Реакция его была несколько странной – без удивления. Минуту он прохаживался двумя-тремя шагами по крохотному пространству беседки и бросал на меня задумчивые взгляды.

– Но откуда вы знаете имена людей из того, теперь уже далекого времени?

– С этого года занимаюсь историей… А вы бываете на Дзержинке? На встречах чекистов-разведчиков? – перешел я в наступление.

Лицо Старого Разведчика потемнело – он напрягся, и я почувствовал, что затронул какую-то личную струну, отягощающую его жизнь.

– Мне туда нельзя… Не положено… Запрещено, – решительно отрезал коллега. – Это табу на общение с коллегами не будет снято с меня никогда… Для всех – меня нет в живых…

Вот так-то, подумал я. Поворот событий то ли с плюсом, то ли с минусом. Но не мог же я ошибиться – он был нашим человеком по работе и по духу!

– Историей занимаетесь, говорите, историей? – прервал мое задумчивое созерцание его персоны Старый Разведчик. – Историей вашей и… моей службы. А ведь история находится здесь, в этой беседке и избе. И еще – в Москве…

Вопросы готовы буквально были выплеснуться из меня. Я должен был задать их. Задал и получил четкие ответы.

– Появление в моем окружении нового лица, естественно, должно было меня насторожить, – говорил Старый разведчик, – ибо так нужно для дела, которому я служил, а вы служите сегодня. Без особого труда я узнал ваше имя от людей из правления дачного поселка… А далее – «дело техники»… Краткие сведения о вас оказались у меня, правда, кроме вашей занятости в Академии разведки…

Вот это да! Значит он – из нелегалов? Иначе откуда такая оперативность?

– Ну, Василий Михайлович, обскакали вы меня на повороте… – деланно удивился я.

– Не гневайся, Анатолий, – переходя на «ты», молвил Старый Разведчик. – Все эти «процедуры» лишь ускорят возможное наше сближение…

Откровение за откровение, и я согласился:

– Как мне представляется, нас объединит история… Если я, как начинающий историк, буду допущен к вашему «историческому богатству», – указал я на полки с книгами, журналами и бумагами.