Изменить размер шрифта - +
Задумался.

– Что будем делать? – спросил Игорь. – Первая процедура запущена.

– Оставим как есть.

– Вы уверены?

– Да. Не думаю, что тот, кто убил Хенрика, захочет пойти дальше. Если вообще об этом речь. Я думаю, мы можем чувствовать себя в безопасности.

– А Шацкий и Кузнецов?

– Посмотрим, как будет развиваться ситуация.

Игорь покивал. Не спрашивая разрешения, он забрал со стола элегантный стакан с толстым дном, в котором еще гремели кубики льда, и потянулся за бутылкой.

 

4

Теодор Шацкий поставил подпись в журнале «Текущие дела прокурора», отметил, что следствие ведется «по делу о лишении жизни Хенрика Теляка в помещениях костела по ул. Лазенковской, 14 в Варшаве в ночь с 4 на 5 июня 2005, т. е. по статье 148 п. 1 УК», и задержал перо над рубрикой «против» кого. К сожалению, пришлось оставить ее пустой. Опыт показывал, что следствия «по делу» чаще всего заканчивались через многие месяцы отправкой письма на Краковское предместье с просьбой одобрить решение о «прекращении дела в связи с нераскрытием преступника, в соответствии со статьей 322 п. 1 УПК». На папке с делом писали буквы NN и с неудовольствием относили ее в архив.

Лучше с самого начала иметь подозреваемого, чтобы не блуждать в потемках.

Он внимательно прочитал материалы, принесенные Кузнецовым, но извлек из них немногим больше, чем рассказал полицейский. Во время обыска ничего особенного не нашли, единственным отклонением от нормы был пустой пузырек из-под лекарства от бессонницы, оставленный Теляком в ванной. Странно, подумал Шацкий, зачем человеку, принявшему такое лекарство, ночью вставать, одеваться и выходить? Он записал на листке: «лекарства – рецепт, отпечатки, жена». В чемодане Теляка обнаружили только одежду, косметику и книгу – детектив «Мыс позёров». Шацкий слышал о нем, вроде очень варшавский. Он был готов поспорить на тяжким трудом добытую сотню, что слово «прокурор» не встречается там ни разу, а бравый полицейский-одиночка все делает сам, включая момент установления смерти. В бумажнике Теляка нашли документы, немного денег, абонемент из проката видеофильмов, фотографии семьи и лотерейные купоны.

Он записал: «бумажник – осмотреть».

Ничего, за что можно зацепиться. Ничего.

Стук в дверь.

– Прошу! – сказал Шацкий, с удивлением глядя на часы. Квятковская должна прийти через полчаса.

В комнату вошла незнакомая девушка. Лет двадцати, не сказать что красивая. Брюнетка, короткая стрижка курчавых волос, прямоугольные очки в радужной оправе. Довольно худая, не совсем в его вкусе.

– Простите, что без звонка, я проходила мимо и подумала…

– Слушаю. Что вас привело? – прервал ее Шацкий, в глубине души молясь, чтобы это не оказалась чокнутая, пришедшая с жалобой на то, что ей пускают ток через замочную скважину.

– Меня зовут Моника Гжелька, я журналистка…

– О нет, дорогая пани, – прервал он еще раз. – Пресс-секретарь прокуратуры находится на Краковском. Эта милая особа наверняка охотно ответит на ваши вопросы.

Еще не хватало. Молодуха сомнительной красоты, которой он должен объяснять, чем подозреваемый отличается от обвиняемого, а она потом все равно все похерит в тексте. Девушка, ничуть не смутившись, уселась и подарила ему пламенную улыбку. Улыбка была красивая, интеллигентная, шельмовская. Ею можно было заразиться. Шацкий стиснул зубы, чтобы не улыбнуться в ответ.

Взяв сумочку, она подала ему визитку. Моника Гжелька, журналист «Речи Посполитой».

Он полез в ящик стола, вытащил визитку пресс-секретаря и молча подал ей.

Быстрый переход