Когда распаренный Михаил в темно-синем банном халате вошел в гостиную, Мила сидела за столом, перед нею лежала раскрытая книга.

Михаил сел напротив. Перед ним стояла высокая рюмка.

— Выпей, а я тебе одну историю почитаю. — Людмила посмотрела на него глубоким взглядом. — Только не перебивай. Это история войны галаадитян с ефремлянами…

Она читала ровным голосом. Миша ловил вилкой скользкие грибы в тарелке и слушал.

— Жуть, — сказал он, когда она захлопнула Библию. — Значит, пока я здесь, никаких сибболетов?

— Тебе решать, — усмехнулась Людмила. — Переходить Иордан или нет.

Он кивнул:

— У меня и выбора-то нет.

— Выбор всегда есть, — возразила она, снимая халат. — Так что?

— Договорились, — сказал Михаил, не отрывая взгляда от ее тяжелых белых грудей с черными сосками. — Шибболет.

Склонившись к нему, она с улыбкой завязала ему глаза черным платком и выключила свет.

— Тогда иди за мной, — велела она.

Под ее ногой скрипнула лестница.

— Иду. — Михаил сглотнул. — Платок не снимать?

— Не промахнешься. Я на полу постелила.

— Чего ж ты хочешь? — отдышавшись, спросила Мила. — Отомстить ей?

— Отомстить было бы вкусно. Но как-то охладел я. Все же тринадцать лет отсидел.

— И за год до освобождения — бежал?

— Что б ты понимала!

Утром Милана накормила Михаила сытным завтраком с молоком и сказала беспрекословно:

— Проживешь у меня сколько проживешь. И не высовывайся, чтоб тебя кто не застукал тут.

— Договорились, — сказал Михаил. — Ты только не задерживайся.

В полдень, подоив корову, она ушла, заперев все двери на все замки.

Первым делом Михаил взялся обследовать дом — от чердака до подвала. На чердаке он нашел только ножную швейную машинку, укутанную мешковиной, несколько бухт электропровода да десяток пустых деревянных ящиков, тонко пахнувших яблоками. Через весь чердак висели веревки, на которых хозяйка сушила белье. Он выглянул в маленькое окошко и увидел лишь обсаженную липами дорогу, по которой изредка проезжали машины, а раз протрещал милицейский мотоцикл. Вокруг дома были пастбища да засаженные картошкой поля, разделявшиеся лишь травяной межой. Все как на ладони.

На втором этаже была спальня с низким потолком и широкой металлической кроватью. Угол спальни занимало зеркало на тумбочке, в которой Михаил и обнаружил коробку со сберегательной книжкой на имя хозяйки и стопку денег на повседневные расходы. Под кроватью в большой картонной коробке насчитал сотни две пачек папирос.

На первом этаже располагалась просторная кухня с четырехконфорочной плитой, старым гремучим холодильником и кладовкой — банки с вареньем, соль, сахар, какие-то пакетики со специями и полки со столовыми приборами. Из крана капало.

Центр гостиной занимал круглый раздвижной стол, крытый синтетической скатертью. У стены — плюшевый диван, над которым висела свадебная фотография. В углу — этажерка с книгами и картонными папками, в которых были собраны вырезки из газет и журналов — рецепты, кройка и шитье. Во второй комнате стоял точно такой же зеленый плюшевый диван, к которому было придвинуто узкое кресло. Напротив — черно-белый телевизор.

Во двор можно было выйти через главную дверь, а можно — и через кухню, откуда вниз вели кирпичные ступени. В самом низу налево — деревянная дверь в погреб. Михаил щелкнул выключателем.