— Мы выращивали овощи, готовили из них еду, писали музыку, пели, занимались любовью. А я был почтальоном, — добавляет он.
— Почтальоном?
— Да. Считаете вы это настоящей работой? Начиналась она рано, что меня вполне устраивало. Я люблю работать на рассвете и потом быть весь день свободным.
— Свободным, чтобы срывать раскопки хенджа?
— Срывать! — В глазах Катбада снова вспыхивает огонь. — Мы пытались спасти его! Эрик это понимал. Был не таким, как остальные… — Катбад умолкает, подбирая выражение покрепче. — Эти… государственные служащие. Он сознавал, что это священное место, предназначенное данной местности и морю. Ему не требовалось датирование по углероду и прочая чушь. Он стремился к единению с природой.
Нельсон снова перебивает его. Рут понимает, что после слова «священное» он перестал слушать.
— А когда раскопки окончились?
— Жизнь продолжалась.
— Вы по-прежнему трудились почтальоном?
— Нет. Нашел другое место.
— Где?
— В университете. До сих пор там работаю.
Нельсон смотрит на Рут, та отвечает растерянным взглядом. Все эти годы Катбад находился рядом с ней в университете. Знал ли об этом Эрик?
— Кем?
— Лаборантом. Первый диплом у меня по химии.
— Вы слышали об исчезновении Люси Дауни?
— Об этом много писали в газетах, так ведь?
— А о Скарлетт Хендерсон?
— О ком? А, о маленькой девочке, которая недавно исчезла. Да, слышал. Позвольте, инспектор… — Неожиданно его голос меняется, и он распрямляется в кресле. — Что все это значит? У вас нет ничего, что связывало бы меня с этими девочками. Это полицейский произвол.
— Нет, — мягко возражает Нельсон, — просто формальный допрос.
— Я больше ничего не скажу без адвоката.
Рут ожидает, что Нельсон начнет спорить (считается, что адвокаты нужны только виновным), но вместо этого он встает, задевая головой подвешенный амулет.
— Спасибо, что уделили нам время, мистер Мэлоун. Еще один вопрос. Могу я получить образец вашего почерка?
— Моего почерка?
— Да. Для нашего расследования.
Катбад, судя по выражению лица, хочет отказать, но потом медленно встает и подходит к картотечному шкафчику, неуместно возвышающемуся в углу. Отпирает выдвижной ящик и достает лист бумаги. Рут недоумевает, зачем человеку, живущему в увешанном амулетами жилом фургоне, еще и запираемый картотечный шкафчик.
Нельсон смотрит на текст, и лицо его на секунду мрачнеет. Рут видит, как он заиграл желваками, и ждет, что последует. Однако Нельсон разглаживает бумагу и говорит мягко и дружелюбно:
— Большое спасибо, мистер Мэлоун. Всего доброго.
— До свидания, — негромко произносит Рут. Катбад даже не смотрит на нее.
Под ногами у Рут и Нельсона хрустит галька. Рыбаки все еще сидят на стенке гавани. Надвигается прилив, неся крепкий соленый запах и стаю кричащих в небе чаек.
— Ну? — спрашивает наконец Нельсон. — Что скажете?
— Не могу поверить, что он работает в университете.
— Почему? Там полно людей со странностями.
Рут не понимает, шутит он или нет.
— Просто… если Эрик знал, то сказал бы мне.
Нельсон смотрит на нее.
— Значит, вы близки с этим Эриком?
— Да, — с легким вызовом отвечает Рут.
— Он вскоре приезжает в Англию, так ведь?
— На будущей неделе. |