— Не стоит фантазировать о побеге — это бесполезно, — прервал построение моего плана Риэр. — Я намного быстрее тебя и поймаю раньше, чем ты и пару шагов сделаешь. И это очень-очень разозлит меня.

— Я и не думала, — соврала, опустив взгляд на свои босые ноги.

— Ага, а я тогда Настя Волочкова! — насмешливо фыркнул он, и я совершенно невольно подняла глаза, пройдясь по нему с головы до ног, и хмыкнула. — Что, скажешь, что представила меня в балетной пачке, пупс?

— Нет, голышом на пляже! — огрызнулась я.

— Эротические фантазии и усиленный свербеж между ног — это нормально после обращения. Можешь и дальше пускать на меня слюни, мне не жалко. Телки так делают постоянно, — заявил этот гад и толкнул меня в спину в сторону машины.

Да уж, самомнение тут у кого-то размером с аэробус. И как он только его за собой таскает?

— Здоровый волосатый голый мужик на шпагате с ракушками на причинном месте? — презрительно закатила глаза. — Я тебя умоляю — от такой фантазии как бы навечно фригидной не стать!

Он переместился так стремительно, что я едва не заорала истерически, когда Риэр сжал мое лицо в районе челюсти пальцами одной руки, словно железными клещами. Как бы я ни сопротивлялась, мой рот приоткрылся, а глаза заслезились от болезненного давления. Ублюдок же, оскалившись в наглой ухмылке, сунул палец другой руки между моих губ и почти ласково погладил язык.

— Давай-ка я прозрачно намекну: чтобы искать не доевшего твое тщедушное тельце идиота, тебе вовсе не обязательно сохранять способность к вербальному общению. Слуха и готовности следовать приказам вполне достаточно. — Он снова погладил кончик моего языка, сначала мягко, а потом молниеносно надавил так, что слез стало много больше, и тут же отпустил. — Ты достаточно сообразительна для намеков или предпочитаешь прямые угрозы или даже действия?

Я прищурилась, страстно мысленно желая ему прямо сию секунду упасть и забиться в предсмертных конвульсиях, и даже в ярких красках себе представила его хрипящего и пускающего пенные пузыри, но вынуждена была кивнуть, настолько, насколько позволял его жесткий захват. И тут же Риэр отпустил меня и как ни в чем не бывало пошел к машине. Черному большому внедорожнику.

— Обожаю, когда у меня с женщинами гармония и полное понимание, — насмехался он, косясь на меня через плечо. — Жаль только, длится это всегда недолго. Ногами шевели, пупсик!

Придурок! Скотина! Пес шелудивый!

— Я тебе не пупсик! — тихо, но злобно ответила я.

— Ну, должен же я как-то тебя называть!

— Тогда, может, попробовал бы имя спросить?

— «Пупсик» мне больше нравится. Тебе подходит, — продолжал он глумиться, пока я, морщась, топала за ним по корявому старому асфальту, и выщербленные из него камни то и дело попадались под ступни и ранили их.

— Да неужели? С чего бы это?

— Мелкая, одной рукой поднять можно, глазки заплаканные, в пол-лица, губки бантиком, задница круглая, ножки короткие, — перечислил он и постановил: — Пупс!

— Ножки короткие? — Неужели я сбежать хотела? Хренушки теперь! Пока не замочу эту тварь языкатую, не успокоюсь. Я тебе покажу глазки заплаканные! Еще не знаю как, но это ты у меня кровавыми слезами обрыдаешься! Да, представлять сцены, скорее всего, невозможного, но страшного отмщения было намного лучше, чем бояться или впадать в уныние.