ресторана согласна…

— Гера, облезешь, — резко обрывает она.

— Пойдем, — снова распрямляет плечи и говорит мягче, — у меня не так часто возникает желание поговорить с женщиной.

Не отказывай.

Рада смотрит на него долгим взглядом. Думает, наверное, решается. Сомневается. На ее красивом лице не отражается тех

сомнений, но и нерешительности на нем нет. Она тверда, совершенно спокойна и ни капли не смущена. Ее губы чуть сжаты.

Так чувственно.

 — Отчего в голове не растут цветочки, а растут они в траве и на каждой кочке…  — напевая, протягивает к ней руку,

чтобы тронуть каштановые волосы, но Рада резко откидывает ее от себя.

— Хорошо, — соглашается.

Он, впрочем, в этом и не сомневался — что она согласится. Его темный взгляд скатывается вниз, к ее ногам.

— Юбку надень.

— Гера, облезешь, — повторяет она, разворачиваясь спиной.

— Пиастры, пиастры, — вполголоса бубнит он, шагая за ней по пятам, — и дублоны, и фунты стерлингов, не говоря уж о

гинеях…

— Чего? — оборачивается Рада.

—  Говорю,  как  вспомню,  сколько  золота,  которое  мы  добыли  честным  разбоем,  Флинт  зарыл  на  острове,  так  дурно

делается,  —  громко  добавляет  он,  останавливаясь  перед  стеной,  увешанной  каким-то  грамотами  и  дипломами.  Доска

почета, куда деваться.

Дружинина смеется и скрывается в комнате.

Дурно  ему  делается  в  этой  квартире.  Столько  лет  прошло,  а  ничего  не  изменилось.  Вроде  и  мебель  другая,  а  все  по-

прежнему  —  все  в  стиле  дворцовой  классики.  Наборный  паркет,  ёпрст.  Как  в  музее. Мавзолей,  бл*ть.  Только  этого  не

хватает, который живее всех живых.

Артём шарит взглядом по стенам в надежде увидеть семейные фотографии, но не обнаруживает ни одной.

Через  пару  минут  Рада  выходит  из  комнаты.  Такая  красивая.  В  шортах.  Ладно  и  так  сойдет.  Ноги-то  видно.  Шорты

классического покроя, до середины бедра, со стрелками. Черные. Шикарно. И черная блузка, спереди расшитая пайетками.

Та белая рубашка, в которой он первый раз ее видел, не была такой обтягивающей, а эта обрисовывает каждый изгиб.

Мать твою, как теперь успокоиться…

Дружинина  надевает  сапоги  на  высоких  шпильках.  Ее  длинные  ноги  становятся  еще  длиннее,  мышцы  приобретают

привлекательный женственный рельеф.

У него начинают зудеть ладони от желания дотронуться до нее. Прижать к себе.

— Гера, отомри, — небрежно говорит она и тянется за пальто, которое до этого бросила на банкетку.

Гергердт сам накидывает пальто ей на плечи, не выпуская из рук бежевую ткань, чуть притягивает к себе. Касается губами

щеки.

— Я пока тебя до кровати доведу, сдохну.

Рада  не  подает  виду,  что  хоть  как-то  взволнована  этим  жестом,  ждет,  пока  Артём  отпустит.  Когда  он  отстраняется,  она

мягко, но холодно улыбается и окидывает его высокомерным взглядом.

— Люблю мужчин в пиджаках. — Застегивает внутреннюю пуговицу, запахивает длинное пальто и затягивает пояс.