— Кто это? Кто они такие?

— Сисси, — бедный гид и сам чуть не плакал, охваченный всеобщим горем, — Сисси умерла вчера ночью! — Но, вспомнив свои обязанности гида и переводчика, он попытался вернуть былые аристократические манеры, стряхнул с ресниц слезы, посмотрел на меня и пояснил: — Это наши коммонеры.

— А Сисси…

— Она… она была их дочерью. Единственной! — Как он ни старался, слезы все равно закипали в его глазах. — Это была такая милая девушка! А какая помощница матери! Всегда в трудах! И улыбка такая прелестная. Ни у кого на свете нет больше такой улыбки! Сисси была единственная. Такая очаровательная, такая любящая… Ах, бедная маленькая Сисси! — Бедняга совсем расстроился и заплакал навзрыд.

В эту минуту рядом с нами как раз проходили король, его сыновья и его брат. Я видела, что оба мальчика горько плачут, у короля каменное лицо, и можно только догадываться, чего ему стоит казаться относительно спокойным. Его умственно отсталый братец пребывал, похоже, в некоторой растерянности и все цеплялся за руку короля, шагая с ним рядом, как заводная игрушка.

Толпа рекой текла за траурной процессией. Люди проталкивались поближе, стараясь коснуться края белого шелкового покрова на гробе. «Сисси! Сисси!» — горестно выкрикнул кто-то. «Ох, мать, мы тоже ее любили!» — «Папа, папа, что мы теперь без нее будем делать? Она сейчас у ангелов?» — «Не плачь, мать, мы ведь и тебя любим! И всегда будем тебя любить! Ах, Сисси, бедная Сисси! Наша милая девочка!»

Медленно, с трудом преодолевая сопротивление страстно протестующей толпы августейших особ, похоронная процессия достигла поджидавших ее повозок, карет и автомобилей, и, когда гроб скользнул в задние дверцы длинного белого катафалка, душераздирающий нечеловеческий стон исторгся из каждой глотки. Благородные дамы пронзительно визжали, благородные господа падали в обморок, а у девушки в мини начался, похоже, эпилептический припадок — изо рта хлынула пена, она вся скорчилась, но довольно быстро пришла в себя, и один из толстяков запихнул ее в лимузин.

Взревели моторы автомобилей, возницы хлестнули своих хорошеньких белых лошадок, и похоронный кортеж тронулся, но по-прежнему очень медленно, со скоростью пешего шага. Толпа текла следом.

Я вернулась в гостиницу. Вечером я узнала, что почти все население Легнерза следовало за гробом все шесть миль до кладбища, затем выстояло заупокойную службу и погребение, и до поздней ночи я видела, как донельзя уставшие люди, спотыкаясь, брели назад по дороге со стертыми ногами и с грязными дрожками слез на щеках.

Лишь на следующий день молодой виконт оказался в состоянии объяснить мне, что же все-таки происходило вчера. Я уже знала, что все жители королевства Хемгогн — люди королевской крови, связанные кровными узами друг с другом и с жителями других королевств; но вот чего я не знала: оказывается, среди них имелась одна семья, которая была самой обычной, не королевской. По фамилии Гэт.

Фамилии Гэт и Тагг (девичья фамилия миссис Гэт) ни разу не упоминались в «Книге Крови». Ни один Гэт или Тагг никогда не сочетался браком ни с одной особой королевской крови или хотя бы с представителем благородного семейства. И не существовало никакой легенды о том, как давным-давно прекрасный молодой принц соблазнил юную прелестную дочь сапожника. В семьях Гэт и Тагг вообще не было семейных преданий. И никакого генеалогического древа у них тоже не было. Они не знали даже, ни откуда они родом, ни как давно живут в этом королевстве. Все они отродясь были сапожниками. Поскольку в солнечном Хегне мало кому требовались настоящие сапоги, то мистер Гэт, как и его отец когда-то, как и его сын теперь, шил изящные кожаные сапожки для принцев крови, участвующих в торжественной Смене Караула, и довольно-таки безобразные войлочные сапоги для королевы-матери, которая любила зимой прогуливаться в парке по мясным лужайкам со своими горки.