Браун сам убедился в ее высоких мореходных качествах и от души превозносил ее в рекламном сочинении.
— Я поеду, — наконец согласился он. — Хотя не думаю, что это доставит мне удовольствие.
По обледеневшим дорогам Браун обогнул хребет Таконик и в Пикскилле пересек реку. Она была свинцово-серой, а деревья на ее крутых берегах все еще стояли по-зимнему голыми. Было слышно, как на плацу в Вест-Пойнте играет военный оркестр. На спуске он увидел «Царство теней», и его поразила громада старой усадьбы. Сам он рос в большом поместье, но все же не в таком замысловатом и грандиозном. Открывшийся вид наполнил его грустью, к которой примешивались надежда и гордость.
В своем кабинете Гарри Торн коротал время за разговором с Ливингстоном. Они ждали Джо Даффи, представителя фирмы по связям с общественностью, работающего в данный момент на Хайлана.
— Мне кажется, я напишу книгу, — говорил Торн.
— О чем? — спросил Ливингстон. — О себе или о Мэтти?
— О Мэтти. Но не о том, что хотелось бы видеть ему, а о том, что такое Мэтью Хайлан на самом деле. Вот это будет вещь, зачитаешься.
Ливингстон тяжело вздохнул.
— Я знаю его с тех времен, когда он под стол пешком ходил, — продолжал Торн. — Я обучил его своей науке. Что же случилось? Он ошарашил меня.
— Всем все понятно, — пытался успокоить его Ливингстон. — Уж поверь мне.
— Проклятая бульварная пресса… — начал Торн и задохнулся от злости.
— Все знают, что это такое — Мэтти, — заверил его Ливингстон. — Они скажут: Гарри любил парнишку.
— Я был дураком.
— Все скажут одно и то же, Гарри. Что ты человек слова. Что твое слово дороже золота.
— Знаешь, о чем я думаю? — спросил Гарри. — Я думаю, что многие из них предпочли бы, чтобы я выпал из окна сорок четвертого этажа. Как Сэм Спенсер.
Приехал Даффи, краснолицый, с выпирающим животом тип в клетчатом английском спортивном пиджаке, и они с мрачным видом стали слушать его упражнения в жанре оправдательной прозы. Ливингстон как-то сказал Гарри, что Даффи гораздо хитрее, чем представляется. Словесный поток Даффи прервала Джойс Маннинг, которая сообщила, что приехал Оуэн Браун, чтобы взглянуть на яхты.
— Это парень с верфи «Алтан», — напомнил Торну Ливингстон. — Будет проводить оценку.
Торн не обратил на сообщение ни малейшего внимания.
— Гонка Мэтти станет важным штрихом вашего общественного имиджа, — втолковывал Даффи. — Ее отмена ничего, кроме неприятностей, не принесет. Я хочу сказать, что вам все равно придется все оплатить. Неужели нельзя ничего поделать с этими лодками?
— А что вам, гуманитарию, вообще известно о парусниках? — поинтересовался Ливингстон.
— Их приводит в движение ветер, — ответил Даффи. — Позвольте мне поговорить с этим парнем.
Выбравшись в приемную, где царствовала Джойс Маннинг, Даффи увидел Брауна, мерявшего шагами коридор.
— Настоящий моряк, вы не находите? — спросил он у секретарши, которая располагала к доверительному общению. — Обветренный, с квадратным подбородком.
— Да, — поддержала она. — Просто прелесть!
Даффи представился Брауну, и вскоре они уже направлялись по лужайке к реке. Браун сообщил, что составляет рекламные проспекты для «Алтан» и снимается в фирменных видеороликах. Полуденное солнце начинало припекать.
— Вам нравится ходить под парусом?
— Пожалуй, больше всего на свете, — признался Браун. |