|
Мальчик поднял на меня глаза, улыбнулся и спросил: — Мадам, вы тоже maghrebine? Я покачала головой. — Но ведь она говорит не по-нашему, верно? — сказал он, поведя глазами в сторону Розетт. Я улыбнулась и пояснила: — Ну, не то чтобы совсем не по-нашему… Она вообще мало что говорит. Хотя все понимает, ты, наверно, и сам уже в этом убедился. Она очень даже неглупа, а кое-что умеет делать и вовсе отлично. — А как ее зовут? — Розетт, — сказала я. — А тебя Пилу. Вот только не пойму, от какого это имени. — Жан-Филипп. — Он снова улыбнулся. — А это мой пес Владимир. Влад, скажи даме «здравствуйте»! Влад гавкнул и отряхнулся, подняв над маленькой плотиной целое облачко водяных брызг. Розетт засмеялась и жестами сообщила мне: «Очень хорошая игра!» — Что это она такое говорит? — Говорит, что ты ей понравился. — Круто! — Значит, ты сын Жозефины, — сказала я. — А я ее старая приятельница. Меня зовут Вианн. Мы остановились в Маро, в старом домике мадам Вуазен. — Я помолчала. — Я была бы очень рада, если бы вы с мамой пришли к нам в гости. Вместе с Владом. И с твоим отцом, если он, конечно, захочет прийти. Пилу пожал плечами. — А у меня нет отца. — В его голосе послышался легкий вызов. — То есть, по всей очевидности, он у меня есть, но я… — Но ты просто с ним не знаком? Пилу улыбнулся. — Да. Верно. — Моя дочка тоже раньше часто так говорила. Моя вторая дочка. Анук. Глаза Пилу вдруг округлились от удивления. — Ой, а я знаю, кто вы! — воскликнул он. — Вы та самая дама из шоколадной лавки! Которая раньше всякие вкусные штуки делала! — Его улыбка стала еще шире, он даже слегка подскочил от возбуждения. — Мама все время о вас говорит. Вы тут почти что знаменитость. Я рассмеялась. — Ну, до знаменитости мне далеко. — А мы теперь каждый год устраиваем тот праздник, который вы сто лет назад придумали! На Пасху. Прямо на площади перед церковью. Там устраивают танцы, ищут пасхальные яйца, вырезают всякие штуковины из шоколада — в общем, много чего. — Правда? — удивилась я. — Ага. Это бывает так клево! Я вспомнила тот первый праздник шоколада, который сама же и устроила, — с выставленными в витрине разнообразными сластями и написанными от руки названиями. Вспомнила, как полжизни назад шестилетняя Анук брызгалась в лужах, топая по ним в желтых резиновых сапожках; как она дула в пластмассовую трубу; как Жозефина танцевала на площади перед церковью, а Ру стоял рядом со мной, и на лице у него, как всегда, было то самое выражение — чуть сердитое, чуть застенчивое… Мне вдруг стало не по себе. — И мама никогда даже не упоминала имени твоего отца? Он снова одарил меня своей сияющей улыбкой — точно солнечные зайчики на речной воде. — Она сказала, что он был пиратом и плавал под парусами вниз по реке. А потом уплыл в дальние моря, и теперь он пьет там ром из кокосовых скорлупок и ищет зарытые клады. Она говорит, что я очень на него похож и, когда вырасту, тоже непременно уберусь из этих мест, и у меня будут свои приключения. Может, я и его тогда где-нибудь там, в дальних морях, встречу. Теперь меня охватила настоящая тревога. Что-то уж больно похоже это звучало на те истории, которые так любит рассказывать Ру. Мне всегда казалось, что Жозефина весьма к нему неравнодушна. На самом деле был момент, когда я думала, что они вполне могут влюбиться друг в друга. |
