— Кто такие? — продолжал голос.

— Стрелки из Гвадалахары!

Произошел небольшой перерыв. За баррикадой задвигались. В это время человек тридцать солдат с лошадей, которых спрятали в арьергарде; сами же, пешие, стали за доном Торрибио.

Затем спросил офицер пароль.

— Santiago, ampare la Patria! — ответил дон Торрибио.

— Верно, — сказал офицер, — но почему вы велели некоторым солдатам сойти с лошадей?

Дон Торрибио посмотрел вокруг себя, потом, нагнувшись к офицеру, схватил его за шиворот, приставив дуло пистолета к его груди:

— Потому что я хотел прогнать вас с поста, — сказал он тихим, но угрожающим голосом, — сто унций и чин капитана, если вы будете молчать. Но за одно слово или крик я вам размозжу голову! Взгляните-ка, что делается.

Офицер обвел вокруг себя любопытным взглядом, чтобы уяснить себе настоящее положение.

Получилось нечто для него неожиданное: пока он переговаривался с доном Торрибио, как того требовала военная дисциплина, охотники, под предводительством Лукаса Мен-деса, проскользнули в темноте к баррикаде и завладели ею без выстрелов и без боя. Сторожа, конечно, заранее подкупленные, не только не оказали ни малейшего сопротивления, но, напротив, с удовольствием присоединились к ним.

— Ловко сыграно! — проговорил небрежно офицер. — Прекрасно выполнено, честное слово! Я сдаюсь, сеньор, и с этой минуты готов служить вам. Что я должен делать?

— Обещать честно исполнять свои обязанности, капитан!

— Обещаю, сеньор! Caray! Сразу два чина, какое счастье! Сегодня утром был унтер-офицером а вечером сделался — капитаном. Большего мне и желать нечего, по крайней мере, теперь! — прибавил он, смеясь.

— Ну и прекрасно, — сказал дон Торрибио, пряча пистолет. — Не беспокойтесь, благодаря вам битва теперь скоро окончится.

Это смелое нападение было произведено с такой ловкостью, что нигде не возбудило тревоги. Дон Мануэль не подозревал, что делалось в нескольких шагах от него, а потому ему не заботился о предохранении себя от страшного удара. Дон Торрибио отвел в сторону Пепе Ортиса, поручив ему принять некоторые меры относительно доньи Санты, которую он хотел избавить от ужасного зрелища битвы, происходившей пока на ее глазах, затем в сопровождении двадцати охотников направился ко дворцу.

Лукас Мендес по взятии баррикады пустил ракету, чтобы возвестить дону Порфирио и генералу Кабальосу, что решительная минута настала.

Четыре пушки, захваченные при взятии баррикады, повернули в сторону мятежников, на которых, как град, полетели выстрелы, в то же время дон Руис, Лукас Мендес и Кастор напали на них с тылу, чем привели их в большое смятение.

Бунтовщики, очутившись среди двух огней и видя, что всякое отступление отрезано, дрались отчаянно. Почти все были убиты, лишь немногим удалось спастись. Тогда дон Порфирио с генералом Кабальосом вступили на главную площадь, где их встретил дон Руис со своими охотниками.

В эту минуту дон Торрибио выходил из дворца в ярости.

— Ну, что? — спросил дон Порфирио.

— Дон Мануэль скрылся! — вскричал молодой человек.

— Скрылся?

— Да! Во дворце нет ни души; негодяй сбежал!

— Оставьте его, — вмешался в разговор Лукас Мендес. — Где бы он ни пропадал, я найду его; и на этот раз уж мы не выпустим его!

Дон Порфирио со своими друзьями тотчас же отправились во дворец. Дон Торрибио не ошибся: видно было, что дон Мануэль не успел даже захватить с собой самых секретных бумаг.

Дон Порфирио приступил к водворению в городе порядка и спокойствия; затем разослал во все концы гонцов за беглецами, из которых многих поймали.