|
В Англию я прибыл сегодня утром, и едва я узнал, что вы живы, и получил ваш адрес, немедленно явился к вам. – Зачем вы пришли ко мне? Что я могу сделать для вас? – спросил профессор. – Я пришел к вам, Хиггс, оттого, что знаю ваш глубокий интерес к древностям и хочу дать вам случай не только разбогатеть, но и прославиться в качестве ученого, открывшего самые замечательные памятники старины, какие имеются в мире. – А также превосходный случай оставить там голову, – проворчал Хиггс. – Что касается до того, чем вы можете мне помочь, – продолжал я, – я хотел бы, чтобы вы указали мне человека, который понимал бы толк в взрывчатых веществах и взял бы на себя труд взорвать идола Фэнгов. – Вот это сделать совсем нетрудно, – сказал профессор, указывая концом своей трубки на капитана Орма, и прибавил: – Он инженер по образованию, солдат и превосходный химик; кроме того, он говорит по арабски и вырос в Египте – как раз такой человек, какой вам нужен, если только он захочет поехать. Я подумал с минуту, потом, повинуясь некоему инстинкту, поднял глаза и спросил: – Хотите ли вы отправиться со мной, капитан Орм, если мы сойдемся в условиях? – Вчера, – ответил тот, слегка покраснев, – я ответил бы вам: «Разумеется, нет». Сегодня я отвечу вам, что об этом можно поговорить, при том условии, конечно, чтобы Хиггс тоже отправился с нами, и я попрошу вас разъяснить мне некоторые частности. Но я должен предупредить вас, что во всех трех ремеслах, которые профессор упомянул, я только любитель, хотя одно из них я знаю довольно хорошо. – Не будет ли нескромностью с моей стороны, капитан Орм, если я спрошу вас, отчего последние двадцать четыре часа так изменили все ваши виды и планы? – Ничуть не нескромно, но несколько болезненно для меня, – ответил он, снова покраснев, на этот раз более сильно. – Лучше всего быть откровенным, и я все расскажу вам. Вчера я считал себя наследником большого состояния, которое должно было перейти ко мне после смерти дяди, чья неизлечимая болезнь заставила меня вернуться из Южной Африки раньше, чем я предполагал, и чьим наследником я привык считать себя с самого детства. Сегодня я впервые узнал, что дядя мой тайно женился год тому назад на женщине, по общественному положению стоящей много ниже его, и что у него есть ребенок, к которому, разумеется, перейдет все его состояние, оттого что дядя умер, не оставив завещания. Но это не все. Вчера я полагал, что скоро женюсь; сегодня я вовсе не так уверен в этом. Та дама, – добавил он с горечью, – которая соглашалась выйти замуж за наследника Энтони Орма, теперь не хочет больше выйти замуж за Оливера Орма, который является обладателем состояния, не превышающего 10 000 фунтов стерлингов. Невелик стыд для нее или для ее родственников, особенно же принимая во внимание то, что она имеет в виду лучшую партию. Разумеется, ее решение много упростило положение. – И он встал и прошел на другой конец комнаты. – Грязная история, – прошептал Хиггс, – гадко обошлись с ним. – И он продолжал высказывать свое мнение о вышеупомянутой даме, ее родственниках и Энтони Орме, судовладельце, в таких выражениях, которые никак неудобны для печати и, будучи напечатаны, сделали бы эту книгу неприемлемой для чтения в семейных домах. Невоздержанность на язык профессора Хиггса достаточно хорошо известна в ученом мире, так что ни к чему распространяться на эту тему. – Чего я не пойму толком, Адамс, – прибавил он громко, увидев, что Орм вернулся, – и что нам обоим следовало бы, по моему, знать: какова ваша цель, когда вы делаете нам настоящее предложение? – Боюсь, что я плохо разъяснил, в чем дело. Мне казалось, что из моих слов явствует, что у меня только одна цель – вернуть сына, если только он еще жив, – а я в это продолжаю верить. |
