Она с презрением оглядывала сурьмильницу, да румяльницу, да белильницу, да коробочки с волосиками для подклейки бровей и балсамами, то есть помадами, стекляницы с ароматными водками. И вдруг ахнула:

— О… о, какие серьги! Двойчатки, да с бубенчиками!

— Тетенька подарила, перед тем как к старшему сыну из Москвы отъехала. Сын ее — пронский воевода.

— Курбский? — мигом насторожилась Магдалена. — Так он твоя родня?!

— Ну да, мы с ним троюродные. И его матушка, и моя — Тучковы урожденные. А ты знаешь, что ли, князя Андрея Михайловича?

— Как же, видела. Красавец писаный! Галантен, как настоящий шляхтич, знает обхождение с дамами, по-польски говорит. Даже и по-латыни изъясняется!

— Да скажи на милость, откуда ж тебе все это ведомо?! — засмеялась Анастасия — и осеклась: кобели у ворот залились лаем. Дом наполнился вскрикиваньем, гомоном, торопливыми окликами.

Магдалена прилипла к слюдяному окошечку:

— Возок у ворот. Еще один. Боярыня какая-то выходит… Монах за ней следом… Ого, какой долговязый. Еще бородатый старик, ничего интересного. Ой! А вот и молодой какой-то. Гости к вам?

— Настька! — раздался с лестницы голос брата Данилы — такого голоса Анастасия у брата отродясь не слышала. — Царевы бояре приехали на смотрины звать! Спускайся быстро! Велено, чтоб шла в чем есть.

Анастасия, переглянувшись с Магдаленой (та лишь руками всплескивала), на непослушных ногах двинулась к двери, «на ходу подбирая волосы, выпавшие из-под простенькой головной ленты. Знала бы заранее — надела бы шитую жемчугом. И рубашка с сарафаном на ней обыкновенные, домашние, и душегрея отнюдь не соболья, не парчовая. Одета не как боярышня, а как сенная девка, иного слова не подберешь.

«Вот и хорошо, — подумала испуганно. — Авось не поглянусь смотрельщикам!»

Сзади громко, взволнованно дышала Магдалена.

В нижней комнате зажгли все огни, какие только можно, — светло там было, светлее, чем днем. И душно! Анастасия почувствовала, что на носу со страху и от жары выступили бисеринки пота. Вспомнив, что девице должно дичиться, закрылась рукавом и украдкой отерла носик.

Наконец-то разошлась мгла волнения в глазах, и Анастасия смогла хоть что-то рассмотреть. Вон старший брат Данила Романович. Рядом боярин Дмитрий Иванович Курлятев-Оболенский, старинный приятель покойного отца; в красном углу властно уселась престарелая боярыня. Анастасия видела ее однажды, во время крестного хода в Кремле, — это Анна Глинская, родная бабка нынешнего великого князя, Ивана Васильевича, матушка бывшей правительницы Елены Васильевны Глинской.

Обочь стояли еще двое: красавец молодой, чернокудрый и черноглазый, про которого сказали, что это Алексей Адашев, ближний человек государя (Адашев лишь мельком взглянул на Анастасию, но с тех пор смотрел только ей за спину, где таилась Магдалена), — и еще высокий монах, закрывший лицо низко надвинутым куколем. Он все время молчал.

«Кто такой?» — испуганно подумала Анастасия и тотчас забыла о нем.

— Ну, здравствуй, красавица, здравствуй, милая доченька, — ласково начал боярин Дмитрий Иванович, но его перебила сухощавая, желтолицая Анна Глинская:

— Ну, никакой красоты мы пока еще не видели, так что не спеши товар хвалить, Дмитрий Иванович! И одета, как нищая…

Матушка и брат Анастасии враз громко, обиженно ахнули:

— Вы же сами сказали, сударыня Анна Михайловна, чтоб девка шла немедля, в чем есть, красоты не наводя.