С тем он тогда и уехал.

Самарин прохаживался возле станции метро «Кировская». Люся жила поблизости, на улице Мархлевского. Как они сейчас встретятся? О чем будут говорить? Может, решат пойти в загс? И вдруг подумал, что идти в загс теперь просто нелепо — в понедельник он должен явиться по месту службы, и, что с ним будет во вторник, куда его кинет судьба, даже представить себе невозможно. И все-таки самое главное сейчас для него — война...

И тут он увидел, услышал военную Москву. На цоколе дома — белая стрела и надпись: «Бомбоубежище». Динамик на том же угловом доме разбрасывал четкие, тугие слова:

— «От Советского информбюро... Наши войска продолжали...»

— Виталий, здравствуй, — услышал он за спиной и обернулся.

Сначала он увидел только ее глаза — голубые, настежь распахнутые, радостные, безумно близкие, — потом он увидел ее такое знакомое платье — синее, в полоску, с глухим воротничком. Мгновенная встреча одних глаз — и они обнялись, слились губами. Затянулся этот их поцелуй на улице, но никто не обращал на них внимания — улице было не до них, да и привыкла улица, что сейчас все прощаются...

Люся отстранилась от него и рассмеялась:

— По-ошли ко мне, я приготовлю ми-ировую яичницу. — Она взяла его под руку, и они пошли. — Я даже водки купила.

Он шел молча, отдаленно слыша Люсин голос и гулко — удары крови в висках.

Сели за стол. Люся суетилась и говорила, говорила, говорила... Вот, оказывается, у брата нет рюмок: «Он со своими соколами пил из стаканов», «Сегодня я с великим трудом откупорила первую в своей жизни бутылку водки, дай бог, и последнюю», «А на работе у меня такой гвалт и шум, что к концу дня голова распухает!».

И вдруг сказала:

— Я почему-то решила, что ты погиб. Поглядела на карте, где твой город, потом услышала про него в сводке и решила...

— Могло случиться, — сказал он, удивившись про себя, что там он всерьез не думал, что может погибнуть, хотя и делал все, чтобы этого не случилось. И спросил: — Уронила горькую слезу?

Люся кивнула, глядя прямо ему в глаза:

— А как подумала, сразу пошла к твоей маме. Такая тоска взяла, и никого нет вокруг. Она у тебя молодец. Разгадала меня. Говорит: «Витальку не так просто убить». Уверенно так сказала, а у самой в глазах — страх. Хорошо мы с ней тогда посидели. Тебе не икалось однажды... там?

— Один раз, помнится, икнул, — ответил он. Ему почему-то не хотелось вести этот разговор всерьез.

— Ра-асскажи, что было-то с тобой. Но сначала давай выпьем за встречу.

Они выпили.

— Бр-р... — Люся отставила от себя рюмку. — Ну?

— Знаешь... столько было всякого, а подумаешь — так ничего интересного. И важно одно — живой.

— Фашистов видел?

— Толком и близко — одного мотоциклиста, а то все больше издалека.

— Ну а с этим... поговорил?

— Не успел. Мой товарищ его убил.

— Кто был с тобой?

— Да так... один странноватый тип... Мы соединились с ним случайно.

Люсины вопросы отшвыривали его туда, в те чертовы дни, к их, как уже выяснилось, несущественным подробностям, а он возвращаться туда не хотел.

— Скажи лучше, как ты? По вашим справочным телефонам небось все только и спрашивают, когда кончится война?

— Не-ет.