Изменить размер шрифта - +
Проворный сторож, мрачный и с крепким запахом махорки, Игнат, моментально растворяет перед Иваном Ивановичем дверь и быстро снимает с него форменную горнозаводскую шинель. Фигурка смотрителя на подпрыгивающих ножках показывается в старшем классе. Ученики вскакивают с мест, как один человек, и вытягиваются в струнку.

Иван Иванович, сверкая стеклами очков, с важностью направляется к кафедре, давая знак кивком головы, что можно садиться. Ученики тем же заученным движением опускаются на сиденья, и водворяется гробовая тишина.

— Тиунов, — пищит с кафедры педагог, — можешь ответить вчерашний урок?

— Могу-с, Иван Иваныч!

— Говори.

Начинается выслушивание урока. У двух он сходит благополучно, на третьем обрывается.

— Ах ты, мальчишка, — раздражается Иван Иванович, — опять не знаешь урока!..

— Я учил, Иван Иванович…

— Что ж мне до этого… На колени!..

За четверть часа до окончания класса Иван Иванович вызывает ликторов, великолепно знающих свое дело, — и мертвая тишина училища оглашается раздирающими воплями…

Жестокость в наказаниях Ивана Ивановича была феноменальная. Достаточно сказать, что его именем отцы пугали своих детей: вот как сведу тебя к Ивану Иванычу, так и будешь ты кузькину мать знать!..

В шестидесятых года Иван Иваныч куда-то исчез. Да и было пора сойти ему со сцены, потому что стало навевать чем-то другим, даже и в области уральской педагогии… Через несколько лет бывшие ученики его рассказывали, что встречали грозного смотрителя в самом ужасном виде: обтрепанного, грязного, пьяного, вымаливающего у прохожих пятачки и гривенники. Sic transit!..

 

3

 

Как ни сухо было образование, даваемое земским училищем, как ни вяло и безжизненно велось в нем обучение, все-таки оно вносило некоторый свет, возбуждая в наиболее даровитых натурах бессознательные порывы к чему-то другому, лучшему, чистому и прекрасному. С удалением же Ивана Иваныча и всей его педагогической системы между учениками стали ходить по рукам и не учебные книжки. Неизвестно какими путями появились две книжки «современника» конца пятидесятых годов, разрозненные тома "Библиотеки для чтения", "Русского слова" и т. п. Само собою понятно, что молодежь читала в этих журналах повести и рассказы, но те рассказы, в каждой строчке которых сквозила насмешка над дореформенными людьми, их нравами, понятиями и складом жизни.

Мало-помалу "сеничкин яд" проник за крепкие каменные стены земского училища, эти стены, видевшие столько крепостного пота и крови при своем сооружении и столько самого необузданного деспотизма и диких вакханалий за долговременный период владычества пресловутого Ивана Иваныча. Пока ребята долбили свои «записки», переходившие без перемен от одного школьного поколения к другому, яд делал свое дело. И сделал…

Несколько юношей, окончивших курс земского училища, увлеченные жаждой знания, решили продолжать самообразование и по выходе из школы. С этой целью они составили тесный дружеский кружок, названный ими «компанией». Кружок собирался ежедневно, по вечерам, у одного из товарищей, имевшего в доме отца отдельную комнату.

Все члены кружка получили клички. Главный предводитель и коновод, девятнадцатилетний юноша с легкими признаками растительности на лице, назывался Линкольн, по имени знаменитого президента Америки, слава которого гремела тогда по всему свету и вызывала восторженное поклонение этой благородной личности. Другой член кружка назывался Учитель, потому что состоял репетитором местной немецкой школы, устроенной колонией немецких мастеров, выписанных в начале столетия для организации выделки оружия на Урале. Линкольн и Учитель были ядром компании, в которую впоследствии вступили Мистер, Менш, Маленький Рахметов и др.

Быстрый переход