— Но почему они захотят нанести удар, дорогой, если знают, что подписан мирный договор? Чего они могут добиться этим?

— Они никогда не признавали право Наполеона продать нам Луизиану. Если они смогут выдворить меня и моих солдат отсюда, то могут объявить эту страну своей собственностью, невзирая на мирный договор с остальной частью Соединенных Штатов.

Эндрю вскочил, так ничего и не съев. Рейчэл прижалась к нему:

— Перемирие не было очень длительным, не так ли, дорогой? Всего лишь один день и одна ночь. Но я страшно благодарна даже за это.

Часы внутри здания мелодично пробили восемь часов.

— Не завезешь ли меня к мадам Ливингстон по пути в штаб-квартиру? Сестра Джейн была права: у меня нет надлежащих платьев, таких, как у элегантных француженок. Сегодня утром миссис Ливингстон собрала лучших портных Нового Орлеана в своем доме, чтобы я могла заказать платье для бала в среду в честь Джорджа Вашингтона.

Два дня спустя Эндрю помог ей подняться в карету. Накануне ночью шел дождь, и на улицах стояли грязные лужи. Эндрю держал в руках ее изящные туфли для бала, а она подобрала пышную бархатную юбку, чтобы не запачкать ее грязью. Миссис Эдвард Ливингстон, признанная светской предводительницей французской и американской колоний Нового Орлеана, превратила в примерочную салон на втором этаже. Большую часть двух дней Рейчэл провела, стоя на платформе в центре примерочной, в то время как лучшие французские портнихи драпировали ее во многие метры ткани, а стайка разговорчивых швей шила и примеряла, порола и вновь шила, пока платье не стало таким, каким его хотела видеть мадам Ливингстон.

— Это должно быть самое красивое платье на балу, — требовала она у модельерши. — Генерал Джэксон и его леди — наши почетные гости, и никто не должен превзойти их.

Так и было сделано. Луиза Ливингстон не давала покоя своим портнихам, и они сообща придумали роскошное темно-фиолетовое платье из самого нежного бархата, с кружевным лифом и короткими рукавами. На темные волосы Рейчэл была накинута мантия из тех же кружев, а ее сумочка была такого же темно-фиолетового цвета, как юбка. Ее шею украшало жемчужное ожерелье, а вокруг замка сумочки были вкраплены мелкие опалы.

Рейчэл не знала, как будет выглядеть сама Луиза Ливингстон или та или иная из ослепительных креолок, но, увидев восторг на лице Эндрю, пожиравшего ее глазами, она поняла, что миссис Ливингстон преуспела, во всяком случае в том, что касалось ее, Рейчэл, интересов. Как было приятно смотреть в большое зеркало и видеть себя столь элегантно одетой! Она казалась сама себе на десять лет помолодевшей и сбросившей двадцать фунтов веса. Какой гордостью светились бы глаза Джейн, если бы она могла видеть ее! Рейчэл была вдвойне рада и довольна собой: она продала привезенные ею бекон, говядину, овес и кукурузу, получив достаточную прибыль, чтобы оплатить новый костюм.

В то время как карета медленно тащилась по грязным улицам, она думала о женщине, которая отказалась от роли королевы бала, с тем чтобы она, Рейчэл, находилась в центре внимания. Луизе Ливингстон было всего тридцать лет, однако она уже завоевала в новоорлеанском обществе положение, к какому стремилась миссис Фарисс в Нашвилле. Но у миссис Фарисс не было природного очарования, широты натуры и врожденной любви к людям, присущих Луизе. В тринадцать лет она вышла замуж в Санто-Доминго, потеряла троих детей еще до того, как овдовела в шестнадцать лет, на ее глазах отец и два брата были убиты в восстании, спасаясь от которого она, ее мать, бабушка и малолетние брат и сестра бежали в Луизиану. Самая красивая из новоорлеанских матрон, она обладала блестящим интеллектом, оказывала Эдварду Ливингстону большую помощь в написании юридических заключений.