|
Наконец Рейес повернулся ко мне. От его пристального взгляда у меня захватило дух.
— Ты не такая, как все, Датч. Это не так-то легко сделать.
А он вообще не похож ни на кого из тех, кого мне доводилось видеть. С минуту мы смотрели друг другу в глаза. Я пыталась вздохнуть, но без особенного успеха. Вдруг нас прервал мужской голос:
— Кто здесь?
Я с трудом приподнялась, дрожа всем телом, обернулась и увидела скорчившегося в углу мужчину с завязанными глазами. У него была седеющая борода и густые черные волосы. И воротник, как у католического священника.
— Отец Федерико? — спросила я.
Он замер, потом кивнул.
Какое счастье!
Он жив. Я жива. День становился лучше с каждой минутой. Пока мне в висок не уперлось дуло пистолета.
Не успела я повернуться к Прайсу, как раздался свист рассекаемого мечом воздуха. Так и не выстрелив, пистолет упал на пол, а Прайс согнулся, заорав от боли.
Вот черт. Папа меня убьет.
Стараясь держаться на безопасном расстоянии от Прайса, я подобрала с пола пистолет и отползла в сторону. Стоя на коленях, гангстер корчился от боли и раскачивался всем телом, вцепившись в запястье. Обычно люди с перерубленным позвоночником не раскачиваются всем телом, стоя на коленях. Я подняла глаза, но не успела и слова сказать, как Рейес растворился в воздухе в клубах темного дыма. И могу поклясться, что напоследок он улыбнулся мне.
— Что… что ты со мной сделала?
Хороший вопрос. Что Рейес с ним сделал? Как обычно, ни капли крови.
Заглянул Сассмэн, оценил состояние Прайса, одобрительно кивнул мне и снова исчез.
— Я не могу пошевелить пальцами. — Прайс рыдал, пуская слюни. Абсурдное зрелище. Должно быть, Рейес перерезал ему сухожилия на запястье или что-то в этом роде. Круто.
По-прежнему держа бандита на мушке, я подползла к отцу Федерико и принялась его развязывать. Тут в кладовую влетел Ангел в сопровождении встрепанного дяди Боба. Интересно, как парню удалось его сюда привести.
За ними ворвались двое полицейских и повалили Прайса на пол. Дядя Боб опустился возле меня на колени.
— Чарли, — позвал он, и на его лице обозначились морщины тревоги. Большим пальцем он вытер мне губы. Наверно, там была кровь от того, что Прайс сдавил мне горло. — Как ты? Нормально?
— Шутишь? — спросила я, сражаясь с повязкой, закрывавшей глаза отца Федерико. — Я уже вся измучилась.
И тут случилось странное. Я словно очнулась. Дядя Боб забрал у меня пистолет, помог развязать отца Федерико, снял повязку; на лице священника была написана такая благодарность и облегчение, что это меня потрясло. Дядя Боб посмотрел на меня с нежностью и заботой, а я бросилась ему на грудь и цеплялась за него, пока не устала. Он раскрыл мне объятия, точно врата рая, только не такие блестящие.
Я испытывала невероятное облегчение. От того, что выжила. Нашла отца Федерико. Поймала Прайса. Спрятав лицо у Диби на груди, я еле сдерживала слезы, угрожавшие хлынуть потоком и залить меня с головы до ног. Сейчас не время плакать. До чего же я бываю инфантильна.
Я почувствовала руку у себя на плече и догадалась, что это Гаррет.
— Ну теперь-то я могу пойти посмотреть на стриптизерш?
Я бросила взгляд из-за дядиного плеча на ухмыляющегося бескрылого Ангела. Я бы обняла и его, но уж очень странно выглядит, когда я при всех обнимаю призраков.
— Он потянул меня за галстук, — ответил дядя Боб, когда я спросила, как он нас нашел.
— Ангел потянул тебя за галстук?
— И привел прямо к тебе.
Мы сидели в конференц-зале в участке и просматривали признание Бенни Прайса. Было возмутительно поздно; мы прокрутили пленку примерно семь тысяч раз. |