Я кивнула, чувствуя, что лицо у меня застыло как каменное, но он ничего не замечал.

– А ты не знаешь, кто это будет? Мальчик?

– Слишком рано что-либо знать, – пожала плечами я. – Вообще-то месячные вполне могли не прийти и по иной причине – от горя, например, или от потрясения.

– Ну, я надеюсь, ты не испытала ни горя, ни потрясения, – весело сказал он, словно не желая и думать о том, что сердце мое разбито, что мой любимый погиб, а я была изнасилована. – И, по-моему, у тебя там все-таки мальчик! Принц Тюдор! – Он жестом собственника погладил меня по животу, словно мы давно уже были женаты. – Это для меня самое главное. Кстати, ты уже сказала своей матери?

Я покачала головой, доставив себе крошечное удовольствие этой ложью.

– Нет, я приберегала эту счастливую новость для тебя. Хотела тебе первому сообщить.

– Ну а я своей матушке скажу об этом сразу же. – Он совершенно не услышал в моем тоне мрачной язвительности. – Думаю, лучшей новости для нее не придумать. Она непременно велит священнику прочесть «Te Deum».

– Ты слишком поздно вернешься, – сказала я, – сейчас уже за полночь.

– Она все равно не спит и ждет меня. Она никогда не ложится, пока я к ней не зайду.

– Это почему же? – удивилась я.

Странно, но он смутился и покраснел.

– Мать любит сама уложить меня в постель и поцеловать на ночь, – признался он.

– Она целует тебя на ночь, как ребенка? – И я подумала о том, сколь жестоким должно было быть сердце этой женщины, если она оказалась способна послать своего сына насиловать меня, а потом спокойно ждала, когда он вернется к себе, чтобы поцеловать его перед сном.

– Столько лет она была разлучена со мной. Она не могла ни поцеловать меня на ночь, ни хотя бы узнать, где я сплю, достаточно ли там безопасно, – тихо сказал Генрих. – И теперь ей доставляет удовольствие возможность перед сном перекрестить меня и поцеловать. А сегодня, когда она зайдет, чтобы благословить меня, я ее обрадую: скажу, что ты беременна, что у меня будет сын!

– Я думаю, что беременна, – осторожно заметила я, – но я пока не уверена. Еще слишком рано, и, по-моему, не стоит ей говорить, будто я знаю наверняка.

– Да-да, я понимаю. И ты, наверное, считаешь меня ужасным эгоистом, который только и думал что о благе Тюдоров. Но ведь если у тебя будет мальчик – а твоя семья и без того принадлежит королевскому Дому Англии, – то твой сын станет править Англией. А сама ты уже заняла то место, для которого и была рождена; и теперь бесконечным войнам между кузенами будет положен конец – а все благодаря нашему браку и рождению нашего сына. И все будет так, как и должно быть. И только такой счастливый конец единственно возможен для этой войны и этой страны. Именно ты приведешь ее к миру. – У него был такой вид, словно ему очень хотелось меня поцеловать.

Я слегка прислонилась к нему плечом.

– Мне виделся несколько иной конец этой истории, – сказала я, думая о том короле, которого когда-то любила, который тоже хотел, чтобы я родила ему сына, который тоже хотел назвать нашего сына Артуром в честь Артура из Камелота, вот только тогда этот принц не был бы зачат в холодной решимости и горечи, он стал бы плодом нашей любви, наших нежных свиданий…

– Даже сейчас еще возможен иной конец этой истории, – осторожно сказал Генрих, с нежностью взяв меня за руку.