Вскоре он увидел перевязочный пункт. Сюда нескончаемым потоком шли раненые, многих подносили на носилках, и никто не обратил внимания на то, что Кингсли пришел с противоположной стороны. Он рассчитал верно: человек, несущий раненого товарища, не вызывал никаких вопросов в темноте и суматохе масштабного наступления. Той жестокой осенью мертвое тело никого во Фландрии не удивило бы.
Кингсли подошел к большой палатке, где санитар медицинской службы производил первичный осмотр раненых, умирающих и мертвых. Кингсли положил тело на землю, и офицер взглянул на него.
— Извините, сэр, но он мертв. Мы ничего не можем для него сделать.
Кингсли пожал плечами. Санитар подозвал проходящего мимо носильщика и кивнул в их сторону. Носильщик подобрал труп Шеннона и положил на большой, запряженный лошадьми лафет, где лежали по меньшей мере двадцать других обезображенных, безжизненных тел. Кингсли немного понаблюдал, что будет дальше. Санитар уже осматривал другого изуродованного, окровавленного человека, а носильщик отправился за следующим. Кингсли отвернулся, оставив капитана Шеннона среди многих других неопознанных жертв Третьей битвы при Ипре.
Он вернулся к машине, где его ждала сестра Муррей.
— Просто из любопытства, — спросила она, когда они ехали обратно, — если бы я его не пристрелила, что ты собирался с ним сделать?
— Я собирался держать его в Армантьере, пока не составил бы рапорт его начальству.
— И что, по-твоему, случилось бы потом?
— Думаю, трибунал осудил и расстрелял бы его.
— Ты и правда так думаешь? Что его расстреляли бы за выполнение приказа? Думаю, они потихоньку пристрелили бы тебя.
— Я не верю, что Шеннону приказали убить Аберкромби. Я думаю, он действовал по собственной инициативе.
— Ха!
— Я так думаю.
— Ха! — повторила сестра Муррей.
Некоторое время они ехали молча.
— Значит, тебя зовут Кингсли, да? Не Марло? — спросила Муррей.
— Да.
— И ты не военный полицейский?
— Нет.
— Был такой детектив по фамилии Кингсли, верно? Очень известный, но он сел в тюрьму и погиб.
— Да. Ты права, он погиб.
Они снова помолчали.
— Это странное дело, — наконец сказала сестра Муррей.
— Очень.
— Знаешь, я никого раньше не убивала.
И сестра Муррей заплакала. Кингсли вел машину, а она плакала.
— Не нужно плакать, Китти, — наконец сказал он, — ведь ты была права. Это и правда хорошая смерть. Правильный результат. Логичный результат.
— Я не хочу больше говорить об этом, — ответила она, вытирая глаза и одновременно прикуривая сигарету. — Я никогда не хочу больше об этом говорить.
52
Возвращение из мертвых
Кингсли отвез сестру Муррей обратно в замок Бориваж и попросил у нее разрешения забрать стихи Аберкромби. Узнав, что виконт хотел отказаться воевать, сестра Муррей отдала стихи.
— Может быть, когда-нибудь мы снова увидимся, — сказал Кингсли.
— О, надеюсь, я очень скоро встречу прекрасного парня и забуду о тебе, — ответила она. — Кем бы ты ни был.
Она повернулась и побежала в замок — было понятно, что она с трудом сдерживает слезы. Кингсли же поехал на штабной машине на ближайшую железнодорожную станцию и, телеграфировав Каммингу о своем возвращении, отправился обратно в Англию.
Неделю спустя к дому Кингсли в Хэмпстеде подъехало такси, и в вечерних сумерках из него вышел офицер.
Днем ранее этот офицер написал следующее письмо:
«Дорогая Роза,
Ты узнаешь по этому кольцу, которое я возвращаю тебе, что я жив и здоров. |