Как я боялась заходить туда, где лежал этот несчастный! Тело попечителя прикрыли серой холстиной, полицейский врач копался в саквояже, а нас Кроликов усадил так, чтобы мы сидели спиной к месту преступления.

— Ну-с, начнем, медам. Расскажите, мадемуазель, как было дело?

Полина ободряюще посмотрела на меня и я сказала:

— Я зашла в класс, чтобы взять из ящика мячик, свой подарок Полине, то есть мадам Авиловой.

— Как вы смели, мадемуазель Губина? — прервала меня возмущенная начальница. — Вы нарушили дисциплину! Институткам запрещено входить в классные комнаты, когда нет занятий.

Но тут вмешался этот страшный полицейский с висячими усами:

— Прекратите, мадам фон Лутц, — твердо сказал Кроликов. — Вы здесь присутствуете как свидетельница того, что с мадемуазель поступают по закону. Когда мне необходимо будет вас допросить, я вам об этом скажу. А сейчас попрошу не вмешиваться в ход допроса.

К моему великому изумлению, начальница немедленно замолчала, а следователь посмотрел на меня прямо—таки ласково:

— Продолжайте, дитя мое.

Нет, он, оказывается, совсем не страшный. И я продолжила:

— Мячик я нашла не сразу. А потом его превосходительство подошел сзади и… — тут я с мольбой посмотрела на Полину. И снова разрыдалась. Сил нет такое рассказывать, да еще при мужчине.

Как долго я рыдала не помню. Полицейский врач подошел к нам, достал из саквояжа какие-то капли, налил из графина стакан воды и подал мне. Я не могла сделать глотка, чтобы не расплескать воду, губы стучали о край стекла.

— Говори все, как было, Анастасия. Как мне рассказывала, — Полина обняла меня и погладила по спине.

— Нет… не могу… — ответила я и отвернулась.

Этого начальница стерпеть уже не смогла.

— Мадемуазель Губина, говорите! Не смейте ничего утаивать! Вы запутываете следствие и мешаете поискам истинного убийцы.

Полина возмутилась и решительно поднялась с места:

— Почему вы давите на мою подопечную! Кто дам вам право, мадам фон Лутц? — и, обратясь к следователю, бросила в сердцах: — Это не допрос, а форменное самоуправство. Я буду жаловаться!

— Сядьте, сударыня, — приказал он ей, а на фон Лутц даже не глянул.

И тогда я решилась:

— Я его оттолкнула и выбежала за дверь. Но на полдороге спохватилась и вернулась за мячиком. И когда я нагнулась, то увидела, что его превосходительство лежит. Мне даже в голову не пришло, что он мертв. Подойдя к нему, я дотронулась, и вдруг хлынула кровь.

— Господин Ефимцев убит тяжелым предметом. У него проломлен череп. Как по-вашему, что это могло быть?

— Протестую, господин агент, — остановила его Полина, не дав терзать меня дальше. — Спрашивайте мадемуазель Губину о том, что она видела и делала. Ее подозрения и догадки не находятся в вашей компетенции.

Кроликов посмотрел на нее с интересом:

— Где вы научились так говорить?

— У моего отца — адвоката Рамзина. Мне часто доводилось присутствовать при его работе.

Начальница снова что-то недовольно проворчала.

— Ну, что ж… — обратился он ко мне: — Не видели ли вы кого-нибудь постороннего в классной комнате или в рекреационном коридоре, мадемуазель?

— Нет, никого. Все были на празднике, в зале.

— А в классе кто-нибудь мог спрятаться, когда вы там присутствовали?

— Не знаю…

— Позвольте мне вмешаться, — попросила Кроликова Полина.