Но они сделали хорошие деньги. Чертовски хорошие деньги. И все же для него высшим наслаждением по-прежнему оставалась власть. Сейчас уже не имело значения, куда забросила его судьба, он просто любовался пройденным путем. Это было для него истинным блаженством.

А в сумерках жизни, оказывается, тоже есть своя прелесть. Конечно, старческие недуги досаждали. А хуже всего было одиночество. Но власть успокаивала любые боли. Обладай ею, пользуйся ею, наслаждайся ею.

В дверь просунулась голова секретаря.

– Господин министр, вам звонят из Каталонии. Сеньора Эдуард.

Министр коротко кивнул. Стряхнув с лацканов несколько пылинок, он поднял трубку стоявшего возле кровати телефона.

– Мерседес?

– Джерард! – в ее голосе отчетливо слышалось страдание. – Джерард, я думаю, Иден похитили.

– Здесь, в Испании?

– Нет. В Америке. Я только что получила из Лос-Анджелеса ее фотографию. Она связана, прикована к стулу. О выкупе ни слова, только предупреждение, чтобы я не обращалась в полицию.

С минуту он молчал, ничем другим не выказывая своей тревоги.

– Фотография выглядит подлинной? – спросил он своим низким хриплым голосом.

– Да, – тихо ответила Мерседес. – Кажется, да.

– На конверте есть дата?

В трубке было слышно ее прерывистое дыхание.

– Его отправили из Лос-Анджелеса два дня назад.

– Сколько она может протянуть без наркотиков?

– Не знаю. Возможно, несколько дней.

– А что потом?

Мерседес ничего не ответила:

– Ты говорила с отцом девочки?

– Он не верит, что это правда. Думает, что Иден пытается вытянуть из нас деньги.

– Нет, – уверенно сказал министр. – Это на нее не похоже.

– Я-то знаю. Но он отказывается верить.

– Похитители с ним связывались?

– Нет.

– Скорее всего и не будут, – заключил министр.

– А ведь у него гораздо больше денег…

– Но платить он не станет. Не рассчитывай на его помощь, Мерседес.

– Я и не рассчитываю. Министр хмыкнул.

– Здесь, в Мадриде, я знаю одного человека. Из Южной Америки. Он специалист по таким делам. Не уверен, правда, смогу ли его разыскать. Может быть, его и в стране-то сейчас нет. Но, если найду, пришлю к тебе. Его зовут Хоакин де Кордоба. А пока ни с кем не говори. Ни с полицией, ни с кем бы то ни было еще. Поняла?

– Да.

– Я перезвоню тебе через несколько минут.

Лучи солнца сюда не проникают. Помещение освещает лишь тусклая лампочка под высоким цементным потолком. За последние несколько часов пленнице стало так плохо, что она может только неподвижно лежать и плакать. Она очень слаба и способна издавать лишь нечленораздельные булькающие звуки. Горло саднит. Даже если бы она и могла кричать, ничего бы не изменилось – подвал слишком глубокий, стены звуконепроницаемые, а наверху пустыня. Простыни мокрые от пота. Она так сильно дрожит, что железная кровать сотрясается, а цепь отбивает дробь, словно кастаньеты.

Все начинается снова, только сильнее, чем в предыдущий раз. Невыносимые страдания приводят ее в отчаяние.