Ясно было только одно — отцу признаваться нельзя.

* * *

Джес Иртон, между прочим, настоящий граф, красавец мужчина и отличный боец смотрел на ревущего в три ручья ребенка. И совершенно не знал, что делать.

— Маленькая моя, ну не надо… котик, солнышко…

Ребенок ревел вдохновенно.

— Миранда Кэтрин Иртон, прекратите немедленно водоразлив!

Не помогало. Разве что в хлюпаньях носом прорезалось:

— Уезжаешь, бросаешь и покидаешь…

Джес только взъерошил волосы.

Дочку он любил до безумия. Семилетняя малышка это отлично понимала и веревки из отца вила.

Но сейчас выбора просто не было. Взять с собой малышку он просто не мог. Предстояли дела, заботы, балы, турниры, интриги… как тут потащишь за собой ребенка, если даже не знаешь, где жить будешь? Так что у Джеса не было выбора.

— Малыш, ты поедешь в Иртон и поживешь там зиму. А весной я за тобой приеду. Хорошо?

О том, что пока только конец лета он благоразумно умолчал. Но дочка все равно разревелась. И ее пришлось долго и упорно успокаивать.

И заодно сочинять в уме длинное письмо к Лилиан.

Да, истеричка. Дура. Но не гадина же! И не обидит малышку!

Главное ее предупредить и напугать. Хорошенько напугать…

И успокоить ребенка…

* * *

Когда часов в двенадцать следующего дня пришла Марта, Аля стояла посреди комнаты и старательно приседала. Получалось плохо. Сделано не было и десятка приседаний, а пот лил ручьями. И колени подозрительно ныли.

— Что это ты делаешь, Лилюшка? — ахнула няня.

Аля одарила ее веселой улыбкой.

— Нянюшка, милая, распорядись насчет ванны. И поищи мне какое-нибудь платье. Пора вставать с кровати! Пора!

— Лилюшка, а докторус…

— Пусть держится от меня подальше. Целее будет. Нянюшка, я же здесь с ума сойду. И вообще, я и так слишком долго занималась только собой. Так что там насчет ванны?

Марта покачала головой, но спорить не стала. И молча вышла.

К ее возвращению Аля успела сделать:

— двадцать приседаний;

— двадцать наклонов;

— сорок прыжков на месте;

— тридцать упражнений на пресс. Это таких, где ты лежишь на спине — и пытаешься приподняться к согнутым коленям.

Получалось не просто плохо.

Омерзительно.

Раньше для Али это было мелочью. Тьфу — и забыть. Раньше, в своем мире, она бы и не почесалась. Зато сейчас…

Ощущение было такое, словно она весь день вагоны с цементом разгружала.

Ну да ладно. Три дня эти упражнения именно в таком количестве будут выполняться три раза в день. А лучше — пять. А через три дня количество подходов увеличится. И будут не двадцать приседаний, а уже тридцать. И так далее, и в том же духе. А что будет тяжело…

А кому сейчас легко!?

Одним словом, ванну принимала весьма решительно настроенная особа. И она же отодвинув портьеру (розовую, естественно, в золотых розах, блин!) прошла за няней в гардероб, который раньше как-то не осваивала. Зачем? В ночнушке оно удобнее, да и за привидение себя выдать можно, если что. Где и выдала одно-единственное слово.

— Крестец!

Этим емким словечком студенты-медики заменяли матерщину. А что крестец ничем не хуже, чем п…ц. Разве что на одну букву больше. А так… Если кто не знает, где у человека крестец, может в анатомическом атласе посмотреть.

Поймет, почему студенты его полюбили.

А у Али просто не нашлось других слов. Комната, размером не меньше спальни, была сплошь завешана платьями.