— Ну, матушка, ему учиться надо, a не по театрам ездить! Того и гляди на третий год в классе останется. Что мы будем тогда с таким верзилой делать! Мне и с девчонками возни не мало. Для учебного заведения Полина и Валерия ничего не знают, гувернантки y них через три месяца меняются… Гм! Гм! — закашлялся Сокольский-отец тут только заметив Дашу и, поднявшись со стула, отвесил ей почтительный поклон.

— Пожалуйста, будьте с ними построже, — говорил он через минуту, — мать и предшественницы ваши себе на голову избаловали девочек. Они ничего не знают, ничем не интересуются, кроме платьев, выездов в театры и танцевальных вечеринок. Я не знаю даже, умеют ли они читать как следует по-русски, не говоря уже о другом. К сожалению, моя служба не позволяет мне заняться этим вопросом лично, a моя жена весьма слабая мать, обожающая детей. Так уж вы, mademoiselle, простите, не знаю вашего имени отчества.

— Дарья Васильевна! — подсказала Даша.

— Дарья Васильевна, — повторил Сокольский, я получил от вашего бывшего начальства такие лестные отзывы о вас, что с удовольствием вручу вам воспитание моих дочерей. Только убедительно прошу вас быть с ними взыскательной и строгой.

Тут хозяин дома опять отдал поклон девушке и, поспешно встав из-за стола, вышел из комнаты. Наступило неловкое молчание.

— Вы уже пили кофе? Может быть выпьете чашечку? — чтобы как-нибудь прервать его, предложила Даше хозяйка.

Молодая девушка поблагодарила и отказалась.

— Конечно, в словах моего мужа много правды, — начала немного смущенным голосом генеральша, — но… но надо же и уметь быть снисходительным к бедным детям! Об этом-то я и хотела поговорить с вами. И Поленька, и Валюша — обе девочки обладают золотыми сердцами, и если за них взяться с должным…

— Ну, вы, опять за старое, мама! — с досадой отбросив от себя книгу, довольно резко произнесла Натали, — вот видите ли, мадемуазель, — обратилась она к Даше, немало смущенной её выходкой, — мама наша очень добра и снисходительна к этим милым детям, a милые дети обладают очаровательными замашками: они ленятся, лгут на каждом шагу и даже воруют!

— Натали! — с ужасом вскричала генеральша.

— Да, да, воруют! Я в этом могу вам дать мое слово, мадемуазель! — жестким голосом подтвердила молодая Сокольская, — я несколько раз замечала, что они y меня духи и конфеты таскают и фрукты из буфета. Такие скверные девчонки! За уши их драть надо, Вадим прав, a не баловать их, как балует мама.

— О, как ты строга, Натали! Давно ли сама была девочкой! — произнесла со слезами в голосе Екатерина Андреевна.

Но молодая Сокольская только упрямо покачала головой.

— Я была совсем другой. Я блестяще кончила институт с золотой медалью и помогаю вам давать образование сестрам, этим негодным тупицам. Я учу их языкам и даю возможность этим не брать в дом француженки, немки и англичанки. Вы это отлично знаете, maman… Дарья Васильевна! Вы должны мне помочь своим влиянием. От maman помощи не жди!

И, резко отодвинув свое кресло, Натали захватила книги с собой и направилась к двери. Через минуту она, однако, вернулась снова.

— Вас зовут Дарьей Васильевной? — произнесла она, обращаясь к Даше. — Согласитесь сами, мадемуазель, что это звучит не слишком мелодично. Мы будем называть вас мадемуазель Долли, если вы не имеете против этого ничего. Не правда ли?

Даша, y которой голова шла кругом от мысли о перспективе провести, может быть, целые длинные, бесконечные годы в столь почтенном семействе, поспешила ответить, что она ничего не имеет против нового имени.