|
Без восстановления. Когда я впервые подумал об этом, в голову залезла и другая мысль: чего ради продвинутые корабли-самки возятся со своими выжившими из ума самцами? Нежность, иллюзия материнства, радость заботы о несмышленышах – это ясно, но разве нельзя было модифицировать безмозглых Двускелетных во что-нибудь более разумное? Так-таки нельзя? При потрясающем воображение могуществе живых кораблей? Да не может того быть, чтобы нельзя!.. И сейчас же корабль дал ответ на невысказанный вопрос: – У нас не было цели. Теперь цель есть. Ты предлагаешь нам кратчайший путь к ее достижению? Ирония пополам с горечью звучала в его словах. И я все понял. Я понял, что безжалостно ткнул пальцем в «болевую точку» – живые корабли вовсе не стремились достичь своей цели как можно скорее. Их бы воля, так они бы отодвинули достижение цели в бесконечность. Да, достичь цели – радость. Но достичь ее и вновь остаться без цели и смысла существования – боль и ужас. Разумнее не форсировать, пусть все идет своим чередом: Двускелетные несмышленыши играют в космической песочнице, радостно разрушая чужие куличики, а взрослые заботливо и снисходительно пестуют малышню. Играйте, детки! – Нюхай, Шарик, нюхай, – бормочу я, тыча рукояткой ножа между жвалами и пористым наростом – предположительно органом обоняния. – Нюхай, ну! Жвалы клацают, но я успеваю отдернуть руку. – Я не сказал «хватай», я сказал «нюхай». А теперь – апорт! Взять! Швыряю нож абы как. Даже если он угодит в живую стенку помещения не рукояткой, а острием, кораблю это не повредит. Вероятно, нож даже не вонзится, а просто отскочит. Так и есть. Шумно сопя, Двускелетный лихо разворачивается на месте – маневренность у него что надо – и бросается за добычей. Клац – нож уже в жвалах. – Апорт! Сюда тащи! Апорт, Бобик! Двускелетный семенит ко мне, предвкушая удовольствие: сейчас моя роль в игре состоит в том, чтобы отнять у него нож-пилу, а его задача – не отдать. Жвалы у несмышленыша мощные, как гидравлический резак. Нож сработан из очень хорошей стали и только потому еще цел. Но у рукоятки вид плачевный. – Фу, Полкан, фу! Отдай… Мне удается поймать рукоятку, и мы тянем в разные стороны. Двускелетный сильнее. Мотает башкой, урчит от восторга и пятится. Я юзом еду за ним по полу. Внезапный рывок – и рукоятка выскальзывает из потной ладони. Слабоумное дитятко вне себя от радости – перевернулось на спину и молотит в воздухе лапами, не разжимая, однако, жвал. Вот урод. – Эй, Кабысдох! На что тебе нож? Верни владельцу. Он тешится еще минут пять. Затем следует внезапный вздрыг, и я едва успеваю увернуться. Вращающаяся в полете полоса стали совершает воздушное путешествие, проносясь в опасной близости от моего лица и отскакивает от дальней стены. Вернул все-таки. Умница. Что я без ножа? Ни постричься, ни побриться, ни ногти обрезать. Лезвие хорошо держит заточку, и не надо просить корабль вырастить для меня наждачный брусок. Я подбираю нож, а Двускелетный чего-то ждет. Ну чего тебе? Моя-твоя не понимай. Поиграли – хватит. Его бросок стремителен. При тройной тяжести семенящий бег на коротких лапах – то, что надо. Жираф сразу переломал бы себе ноги. Клац! Я снова без ножа. Вздрыг – нож опять летит куда-то, а Двускелетный, сомкнув жвалы, тычется в меня головой. |
