Доложили, что машина подана.

— Я спущусь по лестнице! — возвестил Аполлоний, взмахнув пухлой ручкой. — Теперь, когда нашелся человек, готовый дать деньги мне и моему народу, я ощущаю себя исполненным достоинства и величия. Не думаю, чтобы кто-то мог чувствовать себя исполненным достоинства в лифте.

Мэннерд хмыкнул. Все двинулись к широкой лестнице вслед за Аполлонием.

Внезапно повсюду погас свет. И тут же кто-то ахнул, что-то упало. Голос Мэннерда яростно выругался откуда-то из середины закругляющегося лестничного пролета. Еще секунду назад он стоял на верхней площадке.

Снова вспыхнул свет. По ступенькам взбежал разъяренный Мэннерд. Он сердито озирался по сторонам, тяжело дыша. Сейчас он совершенно не походил на миллионера. Грозный, весь подобравшийся, казалось, он в любой миг готов был броситься в драку.

— Друг мой! — ахнул Аполлоний. — Что случилось?

— Кто-то пытался скинуть меня с лестницы! — зло рявкнул Мэннерд. — Меня схватили за ногу и потянули! Если бы я упал туда, куда меня пытались сбросить, — если бы я не успел спохватиться, — то перелетел бы через перила и свернул себе шею!

Он сердито огляделся. Но на площадке их было всего четверо. Мэннерд бегло осмотрел все коридоры. Он был вне себя от злости. Но вокруг не было ни одной живой души, которая могла бы совершить такое.

— А может быть, я поскользнулся, — сказал он раздраженно, — но мне так не показалось! Черт побери… Ладно, никто не пострадал.

Он хмуро зашагал по лестнице. Свет горел ровно. Все остальные двинулись за ним.

Лори спросила дрожащим голосом:

— Странно, правда?

— Очень, — согласился Коглен. — Если ты помнишь, мне сказали, что я, возможно, убью его.

— Но ты стоял рядом со мной! — быстро сказала Лори.

— Не настолько, чтобы теоретически я не мог этого сделать, — возразил Коглен. — Лучше бы этого не случалось.

Они спустились в вестибюль; Мэннерд все еще кипятился. Аполлоний шествовал с поистине утиной грацией. Коглену он казался очень похожим на портреты Ага-хана. Иллюзионист прямо-таки светился улыбкой. Вид у него был очень импозантный. И он думал точно так же, как и Коглен, потому что в вестибюле обернулся и произнес вкрадчиво:

— Вы говорили что-то о пророчестве, о том, что вы можете убить мистера Мэннерда! Будьте осторожны, мистер Коглен! Будьте осторожны!

Он подмигнул им с Лори и продолжил величественное шествие к машине, которая уже ждала их у входа.

На заднем сиденье было темно. Лори устроилась рядышком с Когленом. Он остро чувствовал ее близость. Но машина тронулась, и он нахмурился. Надпись, сделанная его собственной рукой в древней книге, гласила: «Позаботьтесь о Мэннерде. Его хотят убить». А с Мэннердом только что едва не случился несчастный случай… Коглен с беспокойством ощущал: произошло нечто важное. То, что он обязательно должен был заметить.

Впрочем, раздраженно сказал он себе, это не что иное, как просто совпадение.

На следующий день Коглен в одиночестве пил утренний кофе с унылым видом и в подавленном состоянии духа, как это в последнее время всегда случалось с ним наутро после свидания с Лори. Беда, разумеется, была в том, что он хотел жениться на ней и решительно отказывался даже представить такую возможность.

Он пил кофе и угрюмо смотрел во двор за окном. Он снимал квартиру в одном из наиболее старых домов в районе Галата, слегка подремонтированном на современный манер. На месте этого дворика, наверное, когда-то располагался гаремный садик. Теперь его вымостили плитами, между которыми пробивались немногочисленные чахлые кустики, и приглушенный шум Стамбула почти не добирался сюда.