– Да, женщины… действительно…

– Быть может, я пристрастен! Дело в том, что в вашем городе мне, не знаю почему, чертовски везло по амурной части! Я мог бы написать десять романов. Например, взять бы хоть этот роман… Жил я на Егорьевской улице, в том самом доме, где помещается казначейство…

– Это красный, нештукатуренный?

– Да, да… нештукатуренный. По соседству со мной, как теперь помню, в доме Кощеева жила местная красавица Варенька…

– Не Варвара ли Николаевна? – спросил Климов и просиял от удовольствия. – Действительно, красавица… Первая в городе!

– Первая в городе! Классический профиль… большущие черные глаза и коса по пояс! Увидала она меня в Гамлете… Пишет письмо а la пушкинская Татьяна… Я, понятно, отвечаю…

Поджаров огляделся и, убедившись, что в гостиной нет дам, закатил глаза, грустно улыбнулся и вздохнул.

– Прихожу однажды после спектакля домой, – зашептал он, – а она сидит у меня на диване. Начинаются слезы, объяснения в любви… поцелуи… О, то была чудная, то была дивная ночь! Наш роман потом продолжался месяца два, но эта ночь уж не повторялась. Что за ночь, parole d'honneur!

– Позвольте, как же это? – забормотал Климов, багровея и тараща глаза на актера. – Я Варвару Николаевну отлично знаю… Она моя племянница!

Поджаров смутился и тоже вытаращил глаза.

– Как же это-с? – продолжал Климов, разводя руками. – Я эту девушку знаю, и… и… меня удивляет…

– Очень жаль, что так пришлось… – забормотал актер, поднимаясь и чистя мизинцем левый глаз. – Хотя, впрочем… конечно, вы как дядя…

Гости, доселе с удовольствием слушавшие и награждавшие актера улыбками, смутились и потупили глаза.

– Нет, уж вы будьте так любезны, возьмите ваши слова назад… – сказал Климов в сильном смущении. – Прошу вас!

– Если вас э-э-э… это оскорбляет, то извольте-с! – ответил актер, делая рукою неопределенный жест.

– И сознайтесь, что вы сказали неправду.

– Я? Нет… э-э-э… я не лгал, но… очень жалею, что я проговорился… И вообще… не понимаю этого вашего тона!

Климов заходил из угла в угол молча, как бы в раздумье или нерешимости. Мясистое лицо его становилось всё багровее и на шее надулись жилы. Походив минуты две, он подошел к актеру и сказал плачущим голосом:

– Нет, уж вы будьте добры, сознайтесь, что солгали насчет Вареньки! Сделайте милость!

– Странно! – пожал плечами актер, насильно улыбаясь и болтая ногой. – Это… это даже оскорбительно!

– Стало быть, вы не желаете сознаться?

– Н-не понимаю!

– Не желаете? В таком случае извините… Я должен буду прибегнуть к неприятным мерам… Или я вас тут сейчас же оскорблю, милостивый государь, или же… если вы благородный человек-с, то извольте принять мой вызов на дуэль-с… Будем стреляться!

– Извольте! – отчеканил jeune premier, делая презрительный жест.