Когда меня взяли в интернат, мне было четыре. Мне казалось, что не помню ничего, что было со мной до того. Мне казалось, мое первое воспоминание — страшный сон про огромную луну, и тонированные стены кабинки «дневного сна», и Подбельский, который гладит меня по волосам и врет, врет…

Мне действительно так казалось. Но теперь я понимаю, что это не так.

Мое первое воспоминание — другое.

Желтолицый старик с приплюснутым носом сидит неподвижно. Он смотрит на меня, не мигая, и мне совсем не нравится его взгляд. А я не нравлюсь ему. Это я чувствую. Я пою какую-то песню на языке, который не понимаю. Усталая полная женщина — наверное, моя мать — держит меня на руках.

Старик берет нож и делает глубокий разрез на моей ладони. Женщина равнодушно вскрикивает. Мне не больно. Я продолжаю петь.

— Эту девочку я не могу излечить, — говорит старик женщине. — В нее вошел подземный дух. Я не вправе его прогнать. Там, — старик указывает рукой куда-то себе за спину, — там, за тайболой, если проплыть от Лойъяврсийте по Сейдъяврйок, много таких, как она. Ты можешь отвезти ее к ним, но это нечистое место. Ты хорошая женщина, тебе не стоит туда ходить.

— И что мне с ней делать? — спрашивает моя мать старика.

— Просто откажись от нее, — отвечает он, заклеивая мне ладонь пластырем. — У тебя уже есть дети. И будут еще. Она все равно не годится для праздничных выступлений. Она будет тебе только мешать. Под Мурманском есть хороший детдом…

Они блуждали во тьме — пока однажды один из них случайно не наткнулся на Истину.

Профессор Варченко — недостойный, непосвященный… Профессор Варченко — обычный человеко-объект.

Как получилось, что именно он причастился Истины?

Как он нащупал ее, такую хрупкую, неземную, незримую, своими сальными мясистыми пальцами?

Мы знаем, как. Он блуждал в темноте. И он наткнулся на Истину так же, как пьяный мясник, слепо бредущий по скользкому вонючему полу и готовый вот-вот угодить мордой в свиную тушу, пошатнувшись, налетает на дверь.

Иногда эта дверь бывает не заперта.

И тогда она открывается. Даже для самых никчемных.

Даже для тех, кто уверен, что истину помогут познать железные камеры, проволочные шлемы или магнитные стены. Даже для тех, кто носит колпак из фольги…

Еще в 1911 Варченко пытался зарегистрировать приборами М-лучи — «телепатические волны». Сложно представить себе нечто более нелепое, чем его опыты. Он брил двух людей наголо и надевал им на головы алюминиевые шлемы, соединенные проволокой. Один назначался «передающим», другой — «принимающим». Профессор надеялся, что они смогут улавливать мысли друг друга!

Еще в 1914 он начал писать фантастические рассказы и очерки: «Загадки жизни и смерти», «Передача мысли через пространство и время», «Мои опыты с мозговым излучением»…

В 1915 он пытался построить машину времени — из фанеры, ртути и ваты. С часовым механизмом внутри….

В 1917, как и все недоумки, он с надеждой и радостью принял советскую власть. Власть объектов. Власть демиурга.

В двадцатые он страшно гордился тем, что сотрудники органов госбезопасности посещают его безумные лекции. Тем, что сам академик Бехтерев взял его на полную ставку в Институт Мозга. Тем, что сам товарищ Бокий взял его в качестве секретного свободного консультанта в Специальный отдел.

Обоим своим хозяевам Варченко готов был лизать ноги.

Оба хозяина ценили своего верного пса.

В собственной лаборатории Института Мозга, на втором этаже, Варченко конструировал электрические регистраторы мыслей, учил обезьян читать и ковырялся в гипофизах сросшихся в области таза сиамских близнецов.