На второй сдаче было примерно то же. На третьей она повышала, имея на руках две пары, но получила щелчок по носу в виде тройки одного достоинства. Когда колода обошла круг и настала очередь сдавать Николь, она успела немного выиграть, чуть больше проиграть и оказаться в минусе долларов на двадцать. Она мысленно обрушивала на голову Рамси громы и молнии, но этому сукину сыну все было как с гуся вода.

— Найдется местечко еще для одного? — поинтересовался молодой человек, года на два-три моложе Николь, с этаким байроновским лицом — впалые от природы щеки и красиво очерченные скулы создают прекрасное обрамление для его широко поставленных темных глаз, хотя, пожалуй, все вместе оставляет впечатление избытка изящества. Полные губы изогнуты в едва уловимой иронической усмешке, как у человека, привыкшего ходить своей дорогой, не придерживаясь почти никаких границ. Сложен он атлетически, но изящно, чуть ли не схематично, и движется со скупой, экономной грацией, какую Николь привыкла видеть лишь у младшего брата и его коллег-танцоров.

— Твоя игра, Рамси, — сказала Николь, скрывая радость при виде неудовольствия, мелькнувшего на лице майора; надо полагать, это достойная расплата за то, что он подставил ее. — Говори.

— Он может занять мое место. — Стью Хэннфорд со стоном взглянул на часы. — Мне надо отваливать в штаб, а то через час моя смена. Опять же, нынче фортуна повернулась ко мне задом, и нечего продлять агонию.

— Ставки? — осведомился новоприбывший, извлекая из бумажника стопку банкнот. Несмотря на его штатский костюм, по повадкам видно, что он военный. Даже в самой непринужденной и дружеской обстановке всякий чин общается с другим так, будто оба стоят на служебной лестнице. А этот юнец держится так, будто он тут самый главный.

— Доллар, пять, десять, — ровным голосом ответил Рамси. — Повышать до трех раз. Игру объявляет банкомет.

— Тогда будьте любезны, фишек на сотню.

— У нас дружеская игра, Алекс, — возразил Рамси, — а некоторым еще и приходится зарабатывать на жизнь в поте лица своего.

— Ничего страшного. — Алекс сверкнул ослепительно белозубой улыбкой и взял фишек на пятьдесят долларов, затем обернулся к Николь. — Я Алекс Кобри.

— А-а, — отозвалась Николь. Теперь все ясно. Это имя знакомо ей, как и всякому другому астронавту. Мануэль Кобри — надо полагать, отец Алекса — практически в одиночку, собственными руками воплотил идею Жана-Клода Бомэ в материале, дав человечеству возможность шагнуть с трассы Земля—Луна прямо в Галактику. Репортеры провозгласили его современным да Винчи. И, само собой разумеется, Крезом.

— Николь Ши, — представилась она в ответ.

— Знаю.

Она объявила игру до семи и сдала себе пару тузов. Это отвлекло ее внимание.

— Ходят сплетни, — заметил один из пилотов, продолжая политическую дискуссию, начатую на прошлой руке, и открывая торговлю ставкой в один доллар, — что Мэнсфилд намерен выдвигаться на пост.

— Он чувствует себя преданным, — подхватил Алекс, и до слуха Николь донесся вздох, когда он заметил однодолларовую ставку и покрыл ее десяткой.

— Он и был предан, — послышался голос справа от Николь.