Через несколько минут, когда регенерация восстановила организм, он пришёл в себя, чётко осознавая, что открытый рот снова приведёт к смерти, но, не сумев справиться с ощущениями от глотки, забитой грязью, снова закашлялся, набирая полный рот земли. В следующие десять возрождений, сражаясь с инстинктами, откусывал себе язык и, спешно глотая кровь, смывал почву в желудок, каждый раз понемногу глотая её. Погибал от кровопотери, но продолжал, вбивая в подкорку мысль о том, что нужно сражаться за свою жизнь, желательно не открывая при этом рта, чтобы снова не наесться земли.

После того, как получилось очистить дыхательные пути, десятки раз приходил в себя, задыхался и корчился в бесконечном цикле удушья от нехватки воздуха. Раз за разом его лёгкие схлопывались, и он бился в конвульсиях. Его руки дёргались, пальцы царапали землю. Костяные клинки инстинктивно выдвигались из рук, пронзая землю и всё сильнее разрыхляя её.

Каждый раз, когда он приходил в себя, то на полную использовал краткие секунды активности. Ломал пальцы, царапая землю, срывал ногти и, не обращая внимания на боль, без устали продолжал работу.

В один из моментов увидел первую вспышку. Но не в реальности, а в собственном сознании. Мужской голос, говорящий на русском языке, буквально отпечатавшийся в памяти.

«Пожалуй, я всё же попробую»

И воспоминание о летящем прямо в лоб лезвии топора.

Вспышка затухла так же быстро, как появилась, оставив мерзкое послевкусие поражения. Всё так же умирая и снова восстанавливаюсь, действуя, скорее, как животное, на одних рефлексах, он скреб землю костяными клинками, скреб пальцами, обламывая в процессе ногти, рыхлил её, затем трамбовал, сбрасывая под ноги. Когда понял, что не может выбраться, так как закопал сам себя, то в очередной момент просто воткнул клинки себе в живот и разрезал себя на две половинки, надеясь, что он всё понял правильно и что тело отрастит недостающую часть, заодно освободив её из плена. Действовал как зверь, который в попытке вырваться из капкана отгрызает лапу.

Вся сущность принца сосредоточилась на методичном повторении одних и тех же движений: рыть, царапать, выдвигать клинки, умирать — и всё по кругу.

Где-то глубоко внутри бушевало пламя ненависти, поддерживающее его и не дающее сдаться. Она — единственное, что удерживало его от полного отчаяния. Ненависть и жажда мщения чёртовому русскому, заточившему его глубоко под землёй.

Временами в голове вспыхивала страшная мысль о том, что, возможно, он движется не в том направлении, но затем вниз под действием гравитации ссыпалась земля, и он понимал, что всё делает правильно.

Время исчезло. Каждая протекающая секунда превратилась в вечность, каждая попытка вдоха — в сдерживаемую изо всех сил пытку. Принц уже давно потерял счёт смертям, сменяющим друг друга в нескончаемом цикле агонии и последующего за ней возрождения. Регенерация продолжала свою работу, раз за разом вытягивая его из ямы небытия только для того, чтобы снова швырнуть в пропасть. Даже разум, пусть и больной, теперь отказывал, утопая в вязкой темноте. Всё, что осталось, — тело, движущееся на чистом инстинкте, запрещающее дышать и заставляющее руки двигаться вновь и вновь.

Через какое-то время, когда он совсем потерял счёт, пришли новые ужасы. Вспышки в памяти начали возникать всё чаще, с каждым мгновением становились ярче, болезненнее.

Из мрака выплывал образ молодого парня. Он то смотрел холодным взглядом, словно изучая препарированную лягушку, то скрывал лицо за матово-чёрным стеклом доспеха, в котором было видно его отражение, с которого сползала кожа, обнажая голые кости черепа.

«Тебе не привыкать к боли, не так ли? Ты же так любил дарить её другим».

Появившийся образ был таким ярким, что выбил его из забытья и принц дёрнулся, открыв рот и закричав от ярости.