Из поврежденного гнезда лавиной сыпались личинки; пещерой пронесся рык, исполненный боли и ярости – и сарна увидела саага вблизи, второй раз в жизни.
Мгновение.
Морда, состоящая, казалось, из одних клыкастых челюстей, огромные раздувающиеся ноздри – он чует ее запах!.. Ослепшие от яркого света, мутные глаза.
Еще доля мгновения – и сааг кинулся снова, руководствуясь уже одним только нюхом; в белом сиянии развороченного жучьего логова сарна ринулась в боковой, невообразимо узкий проход. Слишком узкий для огромной туши саага.
Раздраженный вопль зверя, второй раз упускающего добычу.
Второй раз – потому что сарна знала, что это именно ТОТ сааг. Чуяла мокрой, передергивающейся шкурой.
Павла лежала, чувствуя, как липнет к телу потная ночная сорочка.
Ей было тошно. Во рту стоял отвратительный металлический привкус, и то и дело приходилось сглатывать слюну. Мышцы болели, как от долгой изнуряющей работы.
– Павла!.. Опоздаешь!..
Она всхлипнула.
За что?!
Избежать опасности – счастье, но кошмар, повторяющийся ДВАЖДЫ?!
– Па-авла!..
Звонко грохнула хлопушка. Из-под двери потянуло сбежавшим молоком.
Автобус еле полз в гору, он похож был на тяжелого, сытого зверя, пыхтящего от малейшего усилия; ночь отодвигалась от Павлы, подергивалась туманом, яркие воспоминания уходили – но липкий пот оставался.
Вереницей промелькнули велосипедисты – человек десять, все яркие, как игрушки на витрине.
Плыла над тротуаром огромная надувная гусеница. Это топали на экскурсию детишки, и каждый торжественно держал по одной пластмассовой ножке; гусеница подпрыгивала над их головами, как живая. Прохожие оборачивались.
Торговец попугаями, примостившийся у автобусной остановки, поймал угрюмый Павлин взгляд. Обезоруживающе улыбнулся, похлопал ладонью по клетке, рекомендуя свой товар как лучшее средство от депрессии.
Павла вздрогнула, потому что идущий по проходу парень задел ее газетой; парень извинился, и по глазам было видно, что он не прочь завести разговор – но Павла не ответила. Именно в этот момент под окном проплыла, обгоняя автобус, неприметная беленькая машина с эмблемой Рабочей главы на крыше и на дверцах.
Павла зажмурила глаза, но проклятое воображение уже подсовывало картинку – залитый солнцем дворик, газон с садовыми ромашками… И эта вот машина у подъезда. И выносят нечто, укрытое простыней, и удивленно-испуганно переглядываются соседки – «да вроде здоровая была, молодая… С чего бы?..» – «Не повезло…»
Не повезло.
Хотя на самом деле повезло, конечно. Дважды избежать верной смерти – с этим, вроде бы, к психотерапевту идут…
Павла поморщилась. Она всегда удивлялась людям, способным говорить «про это» с кем-то посторонним. Даже не с другом и не с родственником – с совершенно чужим, профессионально участливым человеком… Нет, стыдно.
Зазевавшись, она проехала нужную остановку.
– Нимробец… Ты меня слушаешь или нет?
Павла перевела взгляд на красную, напористую физиономию Раздолбежа. В лабиринтах Пещеры он наверняка хищник. Вряд ли, конечно, сааг – но схруль, зеленый схруль, как минимум…
Эта мысль испугала ее. Не потому, что она боялась схрулей – она боялась ненормальности. Ни один нормальный человек не станет днем раздумывать о мире Пещеры. Это дозволено разве что подросткам в период полового созревания, и то они этого стыдятся…
– Эй, Павла… Ты чего?
– Ничего… – она опустила глаза. – Сделаю…
– У тебя три дня. Потому что мы и так не укладываемся в сроки… Интересующие нас статьи ищи в «Театре» за прошлый год. |