Конечно, эта штука на столе не золото, а только старинная кожа. Но может быть, ее удастся превратить в золото для блага нищего монастыря и нищей якобитской церкви, к вящей славе господней! Да будет так!
Внезапно митрополитом овладел страх. Что если это всего лишь свиток Торы из разграбленной, разрушенной синагоги, каких сотни в святой земле? Тогда двадцать четыре фунта — баснословная цена, все равно что заплатить за килограмм фиг столько, сколько стоит центнер пшеницы.
Но нет, это невозможно! Свиток выглядит очень древним, уж на свое никогда не обманывавшее его чутье митрополит мог положиться. Прискорбно, что их не учили древнееврейскому… В этом отношении христианские церкви Европы обладали тем преимуществом, что требовали от своих теологов, даже низшего ранга, хотя бы скромных знаний языка Ветхого завета.
Еще оставалась возможность отказаться от сделки, когда придут бедуины; и в сане митрополита остаешься сирийцем, хорошо знакомым с хитростями и уловками торговли. Если не удастся вернуть все двадцать четыре фунта — ведь и Халил тоже сириец, — тогда разница превратится в плату за обучение церковного сановника, делающего первые шаги в торговле древностями или даже в археологии.
Митрополит вытер пот с обычно холодного лба. Он понял, что беспомощен. Придется довериться каким-нибудь надежным людям, чтобы узнать настоящую цену свитка.
Решившись, он нажал кнопку звонка и распорядился тотчас, без промедления, созвать капитул отцов и братьев монастыря. Когда последние собрались в зале, они с удивлением выслушали весьма странные ордонансы своего настоятеля.
Один получил приказание собрать сведения о кочевом племени таамире, другой — о топографии и геологии северо-западного побережья Мертвого моря, третий должен был ознакомиться с музеями, библиотеками и научными учреждениями города, четвертый — навести справки об авторитетных гебраистах любого вероисповедания. Всем им вменялось в обязанность в течение суток сообщить, какими личными, служебными и научными связями они располагают в городе и за его пределами.
Досточтимые отцы и братья покидали зал, недоуменно качая головами, но в полной уверенности, что их митрополит, человек исключительно умный и деловой, не давал бы таких странных поручений без особых на то причин.
А митрополит Афанасий Иошуа Самуил с умиротворенным сердцем прочитал свои вечерние молитвы и тотчас заснул без сновидений.
Он был уверен, что сделал все, что можно было сделать в такой запутанной ситуации.
Прошло несколько жарких недель, жарких в прямом и переносном смысле этого слова. Во-первых, термометр, как всегда в июне, показывал от тридцати до сорока градусов, во-вторых, именно в это время английские власти перед тем, как покинуть город, разделили Иерусалим на две части: арабскую и еврейскую. Иные места, особенно священные для той или другой веры, оказались в квартале противной стороны, и это вызвало кровопролитные стычки. Еврейский квартал священного города был объявлен на чрезвычайном положении.
Именно в это время Юсуф бен Алхаббал явился в Вифлеем, чтобы узнать у Кандо, как обстоят дела с его свитками.
— Хорошо, Юсуф, даже почти отлично, — ответил сириец и, понизив голос, продолжал: — Митрополит Афанасий, митрополит — это примерно то же, что ваш главный муфтий, заинтересовался свитками и хочет их купить. Он даже дал задаток — десять фунтов стерлингов (при этом сириец растроганно подумал, что он все-таки честный малый).
Обрадованный бедуин спрятал деньги в кушак и решил на самом деле купить Мухаммеду часы, маленькие блестящие ручные часы с браслетом.
— Но есть одно серьезное сомнение, очень серьезное, — добавил Кандо, нахмурившись и сморщив лоб. — Святой отец не совсем уверен, что древности, которые ты принес, настоящие. Он хочет точно знать, где находится пещера, чтобы все проверить на месте. |