— Он их надул! — крикнув в ухо Блэзу Рюдель. — Он их одурачил! — Это была правда, видел Блэз: паника в рядах Гораута, вызванная раньше первыми перебежчиками Гарсенка, превратилась в полный хаос. Кораны замка Гарсенк, люди, которых он знал всю свою жизнь, присоединялись сейчас к Фальку де Саварику и прямо у него на глазах окружали личную гвардию Адемара.

— Вперед! — крикнул Блэз. Перед ними люди на их фланге в панике отступали, опасаясь быть отрезанными. Блэз, торопясь, направил коня к бреши между армиями. Ему казалось, что у него с плеч свалилась давящая тяжесть, груз из тьмы прошлого. Он чувствовал себя легким, неуязвимым, и ему нужен был Адемар. Он даже не оглянулся посмотреть, следует ли кто-нибудь за ним. Он теперь знал, что они не отстанут; он был их вожаком, и шанс, надежда, обещание, подобно свету фонаря, заметному издалека в ночном лесу, появились для них в тот момент, когда никто не мог этого предвидеть.

Он скакал к центру, прямо к Адемару, и был уже совсем близко от него, когда увидел, как герцог Уртэ де Мираваль встретился с королем Гораута в гуще боя.

Адемар чувствует, что сейчас задохнется от обжигающей ярости. Даже в прохладе зимнего вечера он обливается потом в своих доспехах и шлеме. Он знает, что все дело в ярости. У него от гнева кружится голова. Сначала предательство Гарсенков: вечно ему мешал кто-нибудь из Гарсенков, думает он, обрушивая удар меча на пешего солдата из Мираваля, и почти сносит его голову с плеч. Выругавшись, он рывком выдергивает меч. Он не может поверить, просто не может поверить, что, хотя их ожидала такая легкая, такая уверенная победа, у этих коранов Гарсенка хватило безумия обратиться против своих соратников. Несомненно, любой здравомыслящий человек не перебежал бы под знамя этого обреченного самозванца!

Это было до того, как он понял, что Фальк де Саварик — еще один предатель, еще один человек, который должен был находиться рядом с ним! — каким-то образом ухитрился зайти со своим отрядом ему в тыл. Это было реальной угрозой, и Адемар начал срочно отдавать приказы, когда один из его командиров с торжеством указал наверх, на запад, и король Гораута, взглянув туда, почувствовал, как его лихорадка утихает, сменяясь чем-то вроде радости. Он никогда не боялся, он был не из тех, кто склонен пугаться, но при виде коранов Мираваля на вершине холма под знаменем Гораута, Адемар громко рассмеялся, предвкушая грядущее торжество.

Несколько минут он так думал, пока наблюдал, как хорошо обученные люди герцога Уртэ неудержимо несутся вниз по склону, набирая скорость, а с ними приближается конец войны и окончательное торжество Гораута.

Потом все пошло не так, и начался кошмар.

Был один момент, когда Уртэ де Мираваль стегнул своего боевого коня и промчался прямо мимо коранов Саварика, когда Адемара все-таки охватил страх — всего на секунду. Потом он ощутил напор всадников Мираваля, когда они с налета врезались в его задние ряды и погнали перед собой его воинов, словно толпу беспомощных детей.

Сейчас, окруженный со всех сторон кошмарным хаосом, Адемар чувствует ярость, которая бушует в короле Гораута, словно река во время паводка. Он слышит трубный глас верховного старейшины, обращенный к богу, и проклинает в душе само имя Гальберта де Гарсенка, который накликал на него эту беду. Это он убедил его, что герцога Миравальского, который в последние несколько дней прямо и недвусмысленно делал им предложения, необходимо привлечь в их ряды, чтобы сделать его первым регентом Арбонны после их победы.

Это был капкан.