У меня в мозгу брезжила еще какая-то мысль, однако я не смог ее вспомнить. Я просто начал молиться. Я снова молился Господу, просил простить меня за то, что я сделал. Я вспомнил силуэты позади норвичской толпы, и за каждого из этих людей от всей души прочитал молитву об упокоении. Я помнил их всех, даже тех, кого убил давным-давно, и это изумило меня.
Затем я стал молиться вслух.
— Малхия, не покидай меня. Вернись хотя бы для того, чтобы указать мне, куда двигаться дальше. Я знаю, я не заслуживаю твоего возвращения, как не заслуживал и твоего появления. Но я молю: не покидай меня. Ангел Господень, мой ангел-хранитель, ты так нужен мне!
Услышать меня на тихой темной веранде было некому. Только легкий утренний ветерок веял да последние звезды поблескивали на туманном небосклоне над моей головой.
— Я тоскую по людям, которых я покинул, — продолжал я объяснять ему, хотя его здесь не было. — Тоскую по твоей любви, тоскую по их любви, тоскую по тому счастью, чистейшему счастью, охватившему меня, когда я стоял на коленях в соборе Парижской Богоматери и благодарил Небеса за все, что мне даровано. Малхия, если это было на самом деле или если этого не было, вернись ко мне!
Я закрыл глаза. Я вслушивался в песни серафимов. Я пытался представить их перед троном Господним, увидеть блаженный свет, услышать нескончаемую хвалу.
Наверное, в любви к тем людям из далеких времен я слышал отголоски этой музыки. Я слышал ее, когда Меир, Флурия и все семейство благополучно покидали Норвич.
Прошло много времени, прежде чем я открыл глаза.
Наступило утро, и все вокруг окрасилось яркими красками. Я смотрел на апельсиновые деревья в тосканских вазонах, обсаженные пурпурной геранью, думал о том, как они прекрасны, и вдруг понял, что напротив меня за столом сидит Малхия.
Он улыбался мне. Он выглядел точно так же, как при первом своем появлении: изящное сложение, мягкие волнистые черные волосы, голубые глаза. Он сидел боком, опершись локтем о стол и почти не глядя на меня, словно был здесь уже давно.
Я задрожал. Я вскинул руки в молитвенном жесте, закрывая ладонями рот, чтобы сдержать крик, и прошептал срывающимся голосом:
— Слава богу!
Малхия негромко рассмеялся.
— Ты проделал поразительную работу, — сказал он.
Я разразился слезами. Я плакал так же, как плакал, вернувшись в настоящее время.
Мне на ум пришли слова Диккенса, и я произнес их вслух, потому что давным-давно запомнил наизусть:
— Видит бог, мы напрасно стыдимся своих слез — они как дождь смывают душную пыль, иссушающую наши сердца.
Он улыбнулся и кивнул.
— Будь я человеком, я бы тоже плакал, — прошептал он. — Почти цитата из Шекспира.
— Почему ты здесь? Почему ты вернулся?
— А как ты думаешь — почему? — спросил он. — У нас есть еще одно задание, нельзя терять время. Но прежде чем мы начнем, тебе нужно кое-что сделать. Нужно было сделать это сразу же. Я все ждал, что ты сообразишь. Ты писал историю, которую нужно было написать, а вот что нужно сделать, не догадался.
— Как так может быть? Давай же, я сделаю это, и мы отправимся на новое задание!
Я был так взволнован, что мне хотелось вскочить со стула, но я сдержался, преданно глядя на него.
— Неужели ты не вывел никакого житейского заключения из истории Годуина и Флурии? — спросил он.
— Не понимаю, о чем ты.
— Позвони своей давней подруге из Нового Орлеана, Тоби О'Дар. Твоему сыну уже десять лет. И он хочет услышать голос своего отца.
1.40 пополудни
21 июля 2008 года
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА
Эта книга является художественным вымыслом. |