Вильям был готов встретиться с врагом лицом к лицу, если бы не тактические соображения. За три дня чувство крайней беспомощности переполнило его, вызвав такую ярость, которая не поддавалась никакому описанию. Бог знает, надо ли сердиться на Элис и Элизабет, а вымещать свой гнев на этих болванах – значит, еще больше напугать и сделать их еще более бесполезными.

В бойнице показался верх шлема. Вильям облизнул губы, словно пытаясь ощутить вкус крови, которую собрался пролить, и направил меч в едва показавшееся незащищенное лицо. Он добился того, чего желал. Кровь брызнула на стену и на его меч, как только он вонзился в нос и прошел через скулу. Человек даже не вскрикнул, от боли и потрясения он потерял равновесие и рухнул вниз. Следующего так просто взять не удалось. Убежденный, что над ним не более как недоученный молокосос, он поднимался, прикрываясь поднятым щитом, и Вильям не мог достать его сбоку. Однако попасть на стену, не взявшись за нее, было невозможно. Вместо того чтобы бить по щиту, Вильям ждал, пока человек не схватится рукой за зубец стены; затем он отсек ее. Человек вопил и корчился. Вильям снес ему и голову. Дальше вдоль стены дела обстояли по разному. Лестницы опрокидывали, но с тех, что удерживались, на стены проникали атакующие, пока защищающиеся были заняты в других местах. Теперь Вильям уже понял, что ему не следовало пытаться удержать стены. Он никогда не встречался со столь умно спланированным и мощным штурмом. Одно из двух: либо Моджер в течение многих лет искусно скрывал свои военные знания и опыт, либо ему кто то очень хорошо помогает в этом.

Вильям тщетно пытался не допустить на свой участок стены врага. Это становилось все более трудным, так как уже вторая лестница была успешно поднята. Он отдавал четкие приказы и инструкции, но вскоре выяснилось, что в них мало толку. В отличие от Гарольда или сэра Петера эти люди не прислушивались к его голосу. Все смешалось: страшный шум, предсмертные крики, вопли радости, лязг и звон мечей, ударявшихся в щиты или, соскользнув, в камень. Люди сражались лучше, чем он ожидал, отчаяние рождало в них отвагу, но и хорошего в этом было мало. Он должен подготовить людей к отходу.

Вильям бросился вперед, столкнув человека, перелезающего на стену, убил еще одного, со спины снеся ему половину головы. Третий подскочил к Вильяму, и он несколько секунд сдерживал натиск, нанося удары в щит, пока один из его людей не заколол врага сзади.

– Держитесь вместе! – кричал он людям. – Вам не удержать их! Держитесь вместе и пробивайтесь за мной!

Он несколько ослабил натиск на людей, атаковавших его, и те воспользовались этим, чтобы передать все его приказы вниз. Все, что он мог сделать теперь, – это расчистить путь к отступлению. Проклиная всех и вся, Вильям повернулся и вновь выругался, увидев, что люди на приставных лестницах оказались проворнее, чем он ожидал. Вражеский латник уже стоял между ним и дверью башни, а еще двое уже наполовину вылезли на стену. Он ударил ближайшего из них в основание шеи щитом и застонал от боли, почувствовав, как открылась рана в плече.

Это начало его конца, понял Вильям, когда к острой боли добавилась теплота сочащейся крови. Потери крови будут усугублять его слабость и усталость, пока, наконец, он уже не сможет управлять своим телом. Сейчас это не имело никакого значения. Вильям тяжело опустил ногу на лицо поваленного им человека и испытал злорадное чувство удовлетворения от хруста костей. Этот уже не встанет, чтобы ударить его в спину. Впрочем, Вильям поставил этот штамп на ходу, нацеливая свой меч на второго человека, показавшегося над стеной.