Изменить размер шрифта - +
Не знаю, что там наплёл Гедеон, но если он врёт отцу, то обязан был и меня ввести в курс дела, точнее, в лживую версию произошедшего. Я ещё мог понять извинения Оскару: Гедеон неслабо отпинал его на нашем дворе. Но я не понимал, почему виноватым оказался брат. Разве не Оскар по своей инициативе отвёз меня в клуб, да ещё и бросил там? Я ничего не понимал.

– Как ты в моё отсутствие? Есть какие-нибудь новости? – участливо спросил отец.

Да вот в клубе на Запретных землях побывал, мне таблетки в сок подбросили, я словил неплохие, но дешёвые, по мнению Скэриэла, галлюцинации, он, кстати, сказал, что может достать покруче. Ещё узнал, где живет Скэр и что он курит. Поругался с братом, и он меня до истерики довёл. А вот Оскар хотел меня подставить. Да в принципе всё.

– Никаких, – неуверенно ответил я.

– Ясно. – Отец улыбнулся, что делал крайне редко после похорон мамы, и проговорил: – В твоей комнате подарок. Иди сходи – посмотри.

Он редко делал мне или Гедеону подарки, другое дело – Габриэлла. На Рождество просто отстёгивал нам по кругленькой сумме, чтобы мы сами выбрали что-то по душе.

Я вошёл в свою комнату и замер. На столе возвышалась широкая и высокая птичья клетка в старинном стиле с медными завитками. И тут я увидел жёлтый пернатый комочек, который при виде меня торопливо перелетел с жёрдочки на жёрдочку.

Канарейка.

Мама очень любила рыб и канареек. Не собак и не кошек, хотя они тоже вызывали у неё умиление. Когда ей ещё было не так плохо, как в последние месяцы болезни, мы могли вместе сидеть в гостиной и беседовать. В основном говорила она, а я внимательно слушал. Мама говорила о том, что хочет поскорее выздороветь и завести канарейку. Птица будет притягивать внимание своим ярким оперением и петь для нас. Ей нравилось представлять, что в гостиной стоит клетка, которую мы сможем иногда открывать, и канарейка будет летать по комнате.

– И как бы ты её назвала? – спросил я как-то.

– Не знаю, – вдруг загрустила мама, – жить в клетке сложно. Со всех сторон птицу сковывают прутья. Но позволь ей вылететь, и она будет радоваться и любить тебя ещё больше. Я бы назвала канарейку Килли.

– Это от Киллиана?

Она посмотрела на меня долгим грустным взглядом и кивнула. Я подумал, что за этим именем прячется что-то очень печальное. Она прослезилась, а я поспешил за салфетками.

– Спасибо, – поблагодарила она, когда я протянул ей парочку. – Прости. В последнее время я чересчур эмоционально ко всему отношусь.

Через полгода её не стало.

Конечно, я назвал канарейку Килли и даже не стал уточнять, какого птица пола.

После семейного ужина я поднялся к себе в комнату. За столом спиной ко мне сидел Скэриэл и рассматривал птицу в клетке. Та забилась на самую высокую жёрдочку, словно это могло спасти её от любопытного полукровки.

– Она классная, только почему-то не поёт, – тихо произнёс Лоу, когда повернулся ко мне. Сегодня он был одет в чёрную водолазку с высоким горлом и тёмные потёртые джинсы.

– Отец её только сегодня привёз, наверное, стресс, вот и не поёт. Ей надо дать время, чтобы свыкнуться.

– И как зовут нашего мистера птичку? – спросил Лоу, поворачиваясь обратно к клетке.

Я забрался с ногами на кровать. До моего прихода Скэриэл сидел в темноте, и я тоже не стал включать свет.

– Его зовут Килли, – ответил я, уставившись на канарейку.

Быстрый переход