– Мистер Кагер? – спросил я, разглядывая огромный зал. – Он здесь?

– Обещал скоро приехать. До встречи. – Леон помахал рукой и внезапно испарился, так же неожиданно, как и появился.

Нахмурившись, я посмотрел на Скэриэла.

– Что? – спросил он, кося под дурачка, как будто это я сейчас чуть не довёл Леона до экстаза парочкой фраз о балете.

– Ты не говорил, что разбираешься в балете.

– Ночью немного подготовился, – пожал он плечами.

Мы уселись на свои места. Музыканты в полном составе ждали дирижёра в оркестровой яме: с левой стороны – группа первых скрипок, справа – вторых. Виолончели и альты в середине ямы.

– Есть какие-нибудь негласные правила, которые я могу здесь не знать? – шёпотом спросил Лоу.

– Не хлопать до конца второго действия, – тихо ответил я, а про себя подумал, что уже не уверен в познаниях Скэриэла. Быть может, он больше моего разбирается в театральном этикете и только водит меня за нос.

Вскоре на сцене появился Леон в образе молодого графа Альберта. Он танцевал, притягивая восхищённые взгляды публики. Когда на сцене появилась хрупкая Жизель, Габриэлла восторженно выдохнула. Леон парил по сцене, заигрывая со своей партнёршей. Он лучезарно улыбался, отвлекал её от попыток уйти домой, и вскоре они слились в танце. К концу первого действия произошло непоправимое: Жизель умерла, не в силах вынести предательства графа Альберта.

Когда начался антракт, мы спустились в буфет за водой. Скэриэл убедился, что Габриэлла отошла на достаточно безопасное расстояние и, взяв меня под руку, отвёл в сторону.

– Это… Это было потрясно, – на эмоциях проговорил он. – Как у него это выходит? Он плюнул на законы физики. Гравитация в пролёте.

– Леон учился с детства. – Я сделал пару глотков из бутылки с минеральной водой, – это всё годы тренировок.

– Он хороший актёр, – чуть тише добавил Скэриэл. – И это меня немного беспокоит.

– Ты о чём? – непонимающе спросил я.

– Панические атаки, боязнь прикосновений, то, что его травят в лицее, так ещё и Нижинский.

– А что не так с Нижинским? – Я не понимал, к чему клонит Скэриэл.

– Он сказал, что его любимый танцор Вацлав Нижинский. Если ты не знал, полукровка Нижинский всю жизнь страдал, находясь под давлением своего чистокровного любовника, Дягилева. Он не мог пойти против человека со связями и влиянием.

– Где тут связь? Я не понимаю, о чём ты? – недовольно спросил я, мельком взглянув на Габриэллу. Сестра рассматривала выставку фотографий в холле.

– Это только мои мысли, но присмотрись повнимательнее к Кагеру. Вдруг у него где-то есть свой Дягилев, который доводит его, – по-шпионски прошептал Скэриэл.

– Доводит до чего?

– До шизофрении, – зловеще объявил он.

– Это как-то всё притянуто за уши, Скэр. – Я скептически посмотрел на него. Пытался уловить ехидство в голосе или мимике, признаки попытки подшутить надо мной, но Лоу только тревожно смотрел в ответ.

Когда на занятиях разрешалось выбрать любую тему, Леон часто брал рефераты, эссе и проекты про искусство и балет. Из его выступлений я помнил, что у Нижинского была неустойчивая психика, ему поставили диагноз «шизофрения».