– Добрый вечер, мистер Уолдин, мы рады, что вы снова заглянули к нам, – с почтением поклонился он. – Но могу ли я узнать, сколько лет вашему спутнику?

– Он несовершеннолетний, но смею вас заверить, что он не притронется к алкоголю. – Люмьер проговорил это, глядя на меня, отчего я смутился. – Даю слово.

– Да, но по правилам нашего ресторана мы не принимаем граждан, не достигших девятнадцати лет, – продолжил метрдотель с озабоченным видом, попутно передавая Уолдину меню и винную карту. В его голосе поубавилось решительности после ответа Люмьера.

– Вы собираетесь выгнать моего друга? – беззлобно спросил тот, как будто потешаясь над ситуацией.

– Нет, что вы, мистер Уолдин, – неуверенно продолжил метрдотель, – только…

– Вот и закончим на этом, – громко проговорил он тоном, не терпящим возражений, и настойчиво повторил: – Закончим.

– Да, конечно, – учтиво согласился метрдотель.

Он пару секунд потоптался возле нас, кивнул и ушёл прочь.

– Всегда сюда прихожу, если бываю в центре Ромуса, – добродушно произнёс Люмьер.

– Откуда вы?

– Родился здесь, в центре, но, когда мне было пять лет, мы переехали на север. – Он расстегнул две верхние пуговицы на мундире. – Потом поступил в Пажеский корпус, но решил вернуться.

Пажеский корпус. Я во все глаза уставился на Люмьера. Он был кадетом элитного военного учебного заведения – главного соперника Академии Святых и Великих. В Пажеский корпус принимали только детей из первых чистокровных семей, приближённых к императору; на сегодняшний день – приближённых к Совету старейшин. Это место также славилось очень сложными вступительными экзаменами. Уровень тёмной материи должен быть значительно выше обычного стандарта, требуемого при поступлении. Учёба в корпусе, постоянное проживание в пансионе – всё это было доступно только тем, кто прошёл строгий отбор.

Официант вернулся спустя недолгое время, и Люмьер заказал вино. Мне он предложил морс. На вопрос о том, голоден ли, я ответил отказом. На этом Люмьер отпустил официанта.

Мы остались вдвоём, и Люмьер с интересом наблюдал за переменой на моём лице.

– Что-нибудь слышал о Пажеском корпусе?

– Мне нравится ваш девиз: «Чист, как золото, твёрд, как сталь», – выпалил я.

Он залился приятным звучным смехом.

– Да, этот девиз мы повторяли каждый день на утреннем сборе.

– Вы дружили с моим братом в детстве? – перешёл я в наступление.

Официант принёс бутылку вина, бокал и высокий стакан с морсом; быстрым, аккуратным движением наполнил бокал и без слов покинул нас.

– Пожалуйста, давай на «ты». Я старше тебя всего на четыре года. – Он потянулся к внутреннему карману и затем передал мне сложенную вдвое фотографию. – Вот, взгляни. Моё любимое фото.

На снимке два маленьких мальчика смеялись, держа в руках игрушечные мечи. У одного было миловидное лицо, светлые волнистые волосы – копия Габриэллы; в руках был щит.

– Гедеон всегда любил перестраховаться, – усмехнулся Люмьер, делая первый глоток.

– Он мне никогда о вас… – Я быстро исправился: – О тебе не говорил.

– Не виню его за это.